Хозяйка снежной горы
Зачем выбирать между лыжами и правом, подумала Наталья Кислякова, и сделала спортивный арбитраж своей профессиональной специализацией
О том, что лучше гор могут быть только горы, в прошлом горнолыжник, а теперь специалист по международному арбитражу Наталья Кислякова убедилась на личном опыте. Однако, выбирая между спортом и правом, она отдала предпочтение последнему. И не прогадала: даже завершив спортивную карьеру, в 2014 г. Наталья приняла участие в сочинской Олимпиаде, а теперь мечтает посетить олимпийскую Италию в 2026 г.
Конечно, принимать участие в главном спортивном первенстве планеты Наталья хотела бы не в качестве горнолыжника, а либо как арбитр ad hoc подразделения Спортивного арбитражного суда в Лозанне (CAS), либо как представитель спортсменов на условиях pro bono.
Наталья Кислякова преподает спортивный арбитраж в ряде ведущих российских вузов (МГИМО и СПбГУ), выступая там с гостевыми лекциями, а также является научным руководителем программы по подготовке кадров для работы в международных спортивных организациях. Кроме того, Наталья – соавтор ряда образовательных программ, в том числе программы по правам и обязанностям спортсменов при Совете Европы, периодически выступает на международных конференциях по спортивному праву, а также входит в совет Международной ассоциации спортивных юристов (ISLA).
Наталья говорит, что любовь к спортивному праву связана с ее горнолыжным прошлым:
– Я выросла в Крылатском [район Москвы. – Прим. ред.]. Это достаточно спортивное место в плане инфраструктуры. На горных лыжах катались мои родители. Моя мама ездила в Домбай, на Эльбрус. И до школы я каталась вместе с ней. Многие заблуждаются, думая, что если ты много лет катаешься, то значит, делаешь это хорошо. Это совсем не так. По-настоящему меня «поставила на лыжи» не мама, а горнолыжная школа, в частности мой тренер Елена Павловна Демьянова.
Это было в шестом классе – достаточно поздно для профессионального спорта, поэтому рассчитывать на олимпийские высоты мне не приходилось. Но я выполнила первый взрослый разряд и на склоне смотрюсь, наверное, неплохо. Все-таки разница между 1-м взрослым, КМС и МС заметна, только когда есть «древки», а в свободном катании просто видно, что человек тренировался профессионально. Правильное катание на лыжах происходит не по скользящей поверхности, а на кантах, поэтому если вы посмотрите на горнолыжников на стартах на чемпионате мира и сравните их с любителями в Яхроме или в Альпах, то увидите огромную разницу.
Сегодня отношение к лыжам у Натальи несколько изменилось. Она признается, что скучает по соревновательному адреналину, а в любительском катании ей скучно. Спортивная черта – преодоление себя – для Натальи очень важна. Она считает, что нужно ежедневно стараться быть лучше, чем вчера, и не сдаваться, даже когда тебя окутывает ощущение тотального поражения.
– Можете ли Вы сказать, что спорт оказал влияние на Ваш стиль работы? Стал ли он для Вас некой «школой жизни», закалил ли Ваш характер?
– Наверное, и спортсмены, и литигаторы не выносят проигрышей, тяжело мирятся с поражениями.
– Что Вы испытывали, поднимаясь на склон перед заездом? Схожее ли это чувство с тем, что возникает во время судебного процесса?
– Определенно, что-то общее в ощущениях есть. В соревнованиях и в судах для победы важны внутренний настрой и уровень подготовки соперников.
Но, на мой взгляд, в горнолыжном спорте больше борьбы с собой. И еще важный фактор – это погода (когда туман, лед и разбитая трасса, выступать сложнее). В судах, слава Богу, о таком думать не приходится: как правило, пол одинаково ровный, а воздух теплый. (Смеется.)
Если серьезно о важных различиях: в горнолыжном спорте судьи максимально обезличены и нейтральны – всё замеряется электронной «омегой» и фотофинишем, чего нельзя сказать о разрешении споров судебных – там иногда важен подход к конкретному арбитру или судье.
Право пришло в жизнь Натальи тоже через своеобразное преодоление себя. Она выбрала МГИМО, потому что поступить туда было нереально (по крайней мере, так считалось в ее кругах). Наталья рассказывает, что всегда хотела заниматься чем-то международным, связанным с «языком» и иностранным элементом, поэтому скорее действовала из парадигмы международного и пришла к праву, чем из права выбрала международное.
– В Вашей жизни был период, когда Вы жили и работали в Германии. Расскажите, как стали стипендиатом канцлера.
– В 2012 г. я была на стажировке в берлинском офисе своего работодателя – Beiten Burkhardt, там узнала об интересной программе повышения квалификации фонда A. von Humboldt, подала заявку на стажировку в Немецкой арбитражной институции (в подразделение Немецкого спортивного арбитража) и внезапно эту стипендию выиграла, мой проект был посвящен разрешению спортивных споров. Теперь я в свободное от работы время преподаю спортивный арбитраж.
– Как Вам работается со студентами – труднее, чем с доверителями?
– Со студентами можно быть более открытой и с юмором. Безусловно, им это нравится. Мне всегда импонировали умные и ленивые студенты: я искренне стараюсь их заинтересовать, чтобы они за счет вдохновения проявили себя. Но у студентов, конечно, гораздо меньше профессионального опыта, взаимодействие с ними – это все-таки отдых и возможность поделиться.
А вот в профессии нужно уметь вызвать ощущение надежности, поскольку, как правило, на кону судьба человека, его деньги, отношения с партнерами.
– Свои студенческие годы Вы вспоминаете с особой теплотой. Известно, что Вы были гитаристом в панк-рок-группе. Что это за история такая?
– Это был очень короткий эпизод. Мы готовились к фестивалю рок-музыки МГИМО «Атмосфера», репетировали на специальной базе, играли французскоязычный грайндкор, но так и не выступили. У нас были и басист, и гитарист, и вокалистка, и барабанщик – все из МГИМО, с некоторыми до сих пор общаемся.
Кстати, я по-прежнему удивляюсь, что людей встречают по одежке. В 2006–2007 гг. я, учась на начальных курсах, старалась выглядеть, как условная Аврил Лавин времен конца 1990-х, и это, как оказалось, существенно влияло на мою успеваемость. Учеба давалась очень легко, но преподаватели всё время ставили «хорошо», а не «отлично». Стоило только сменить имидж и начать выглядеть чуть приличнее, как из хорошистки я сразу превратилась в отличницу. Вопиющая несправедливость.
– Сегодня как педагог Вы учитываете этот фактор со своими студентами?
– Я никогда не сужу по одежке и внешности. Но мне кажется, что этот стереотип весьма актуален в нашей профессиональной среде. Свобода от него мне представляется как определенный уровень эмпатии, который далеко не у всех развит. Если бы мы все могли чувствовать друг друга, жить было бы гораздо легче. К сожалению, это невозможно, а значит, приходится соответствовать определенным нормам и правилам поведения. Это понимание пришло с опытом, и я не хожу в офис и на деловые встречи так, как могла себе позволить ходить на лекции по теории государства и права.
– Было бы глупо спрашивать Вас, почему темой своей диссертации Вы выбрали спортивный арбитраж. Спрошу только, как обстоят дела с научным трудом и можно ли Вас поздравить с защитой?
– Активно пишу уже 8 лет, осталось, видимо, еще столько же. (Смеется.) Шутка, но еще есть над чем поработать.
– Не так давно было заявлено о создании в России собственного спортивного арбитража. Как Вы относитесь к этой инициативе?
– Российский Национальный центр спортивного арбитража (НЦСА) получил статус постоянно действующего арбитражного учреждения в апреле 2019 г., до реформы 2016 г. долгое время действовали Спортивный арбитраж при Спортивной арбитражной палате (САП), спортивные споры также разрешал Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ. То есть НЦСА – фактически правопреемник Спортивного арбитража при САП. Инициатива, безусловно, положительная, с интересом следим за тенденциями в отношении трудовых споров, которые теперь стали арбитрабельными.
Наталья рассказывает, что ее спортивный опыт нашел применение в профессиональной деятельности. И все-таки мы задали ей вопрос, который так и висел в воздухе:
– Вы никогда не жалели, что не стали олимпийцем?
– Скажу, что нет. Наверное, не жалею. Потому что поздно пришла в спорт, потому что российская горнолыжная школа – не самая сильная в мире и многие профессиональные отечественные горнолыжники тренируются в Канаде и Италии. Тем не менее мне очень приятно видеть на стартах своих знакомых. Так было, например, на Олимпиаде в Сочи с многократным чемпионом России в слаломе и гигантском слаломе, призером этапа Кубка мира Павлом Трихичевым, чей отец и одновременно тренер когда-то учил нас, как правильно входить в повороты.
«Жаркие зимние» Наталья вспоминает с особой теплотой. Идея принять в них участие в качестве помощника организаторов возникла еще в Германии, когда Наталья занималась своим проектом по развитию спортивного арбитража в России. В Сочи она была оформлена волонтером-переводчиком на склоне, но благодаря договоренностям с коллегами удалось посетить и ad hoc палату Лозаннского арбитража. Это был прекрасный опыт. Олимпиада, по признанию Натальи, – удивительное событие: «Мы все ощущали причастность к большому общему делу. Кругом царили гостеприимство и дружелюбие. Я настолько заразилась этими чудесными эмоциями, что и сейчас мечтаю испытать их еще раз. Очень хочется поехать на Олимпийские игры не в качестве зрителя, а как волонтер, представитель интересов спортсменов или в составе арбитров ad hoc подразделения Спортивного арбитражного суда в Лозанне.
Но были в жизни Натальи и другие, не менее интересные старты. Она является единственным русским членом клуба Skilex, который проводит любительские соревнования среди альпийских юристов-горнолыжников.
– Организация была создана очень давно – примерно сразу после Второй мировой войны, – рассказывает Наталья. – Изначально это было содружество альпийских юристов, которые проводили соревнования между собой, но при этом обсуждали новые нормы законодательства в ходе унификации права в Евросоюзе. В рамках Skilex проходили научные конференции и одновременно спортивные старты. С тех пор эти мероприятия проводятся с европейской педантичностью – стабильно из года в год в одно и то же время.
Сейчас к клубу присоединилось немало стран, приезжают иногда даже коллеги из США и Канады. Так что мероприятия получили статус международных. Тем не менее соревнования, как правило, проводятся на Европейском континенте.
Среди спикеров бывают весьма уважаемые люди. Рассматривается много актуальных вопросов в области «горнолыжного альпийского права». Наряду с представителями более известных и крупных юрфирм основной костяк составляют немецкоязычные юристы-горнолыжники из совсем небольших адвокатских бюро, в большинстве своем старшего поколения, которые всю жизнь прожили в маленьких европейских городках в горах. От них можно получить не столько профессиональный, сколько интересный и необычный жизненный и культурно-антропологический опыт. И вообще, это прекрасная возможность обменяться опытом, пообщаться на немецком языке, поучаствовать в конференциях с арбитрами CAS, да еще и посоревноваться.
– Призовые места на Skilex у Вас были?
– Были, но, на самом деле, уровень участников соревнований действительно высокий. Многие из них профессионально занимались горнолыжным спортом. Например, итальянская команда очень сильная. Так что конкуренция высока. Да и призы всегда очень приятные: хорошее оборудование, аксессуары, косметические средства для защиты от солнца, которое, как известно, в горах активнее, чем на море.
Кстати, раньше и в нашей стране проводились подобные соревнования. Был Кубок дипломата, в котором участвовали все посольства и МИД России. Соревнования проходили на Воробьевых горах.
Если я не ошибаюсь, среди юристов однажды тоже проводилось нечто похожее. Но сейчас, конечно, ниша не занята, а было бы здорово, если бы удалось организовать Legal Ski и у нас в стране.
– Есть у Вас личный рейтинг горнолыжных трасс?
– Нужно понять, что именно вы хотите получить от катания, что для вас является определяющим. Очень важный фактор – возможность без поездок на автобусе добраться с одного склона на другой, то есть трассы должны быть соединены между собой.
Есть такие курорты, где один день можно кататься со стороны одного государства, а следующий – со стороны другого. Такие трассы есть в Австрии, например в Шладминге.
Если вы начинающий лыжник, то ищите курорты, где много «голубых» трасс. Хороший вариант для новичков – Андорра.
Есть люди, которым важен «пухляк» – нетронутый снег. Они ездят за паудером и занимаются фрирайдом – внетрассовым катанием. Мне фрирайд понравился, и я мечтаю попробовать «хели-ски», когда тебя закидывают наверх на вертолете и ты катаешься по нетронутым снежным склонам – «целине». До заезда подписываются специальные документы о том, что горнолыжник сам за себя в ответе и претензий ни к кому не имеет (на случай схода лавин, попадания в трещину и других неожиданностей).
Если ваш уровень переходный (смелости спуститься со скалы еще не хватает, но очень хочется попробовать фрирайд), то ваш вариант – это Белая Долина в Шамони. Она считается самой протяженной трассой для фрирайда. Начинается с подъема, какой-то участок нужно пройти пешком над обрывом, держась за канат. Оттуда открывается невероятный вид на Монблан, что, безусловно, очень захватывающе.
Несмотря на все эти риски, именно там можно недорого и относительно безопасно попробовать фрирайд. Группу ведет инструктор, однако и от участников требуется определенная подготовка. Впечатления от длительного заезда по «целине», по пушистому снегу, который ложится на склон в течение многих лет, удивительные. Трасса широкая и длинная – 12 км по нетронутому снегу. Наверху – ледник, который не тает даже летом. На трассе людей практически нет, и это огромное удовольствие, потому что нет суеты.
Что касается остальных определяющих факторов при выборе курорта, то можно обратить внимание на наличие сноупарка (специальной площадки, оборудованной фигурами для выполнения трюков) и «апрески» (досуга после катания).
Отличное место в Италии – Кортина д’Ампеццо. В институтские годы мы ездили туда в зимний горнолыжный лагерь. Туринские олимпийские старты проходили именно там. Зимние Игры 2026 года состоятся там же. Трасса является олимпийской не просто так – там отличный рельеф.
Также могу посоветовать шведский Оре, живописнейшее место на границе с Норвегией. Все мои друзья смеялись надо мной – зачем я туда поехала, а там прекрасные трассы, на которых проводятся чемпионаты мира.
– Как дела со спусками в нашей стране? Можно ли съездить куда-то весной?
– Самыми популярными российскими курортами, безусловно, являются Красная Поляна, Домбай, Терскол и Шерегеш.
Неоднократно я была на Хибинах. Скажу, что инфраструктура там не очень хорошо развита, по крайней мере в 2004 г.
Часто проводились соревнования в Белокурихе и Междуреченске. Но там холодно – зимой бывает до –40 ºС, поэтому при бронировании нужно учитывать погоду – не планировать поездки в мороз.
Горнолыжные склоны есть и в неожиданных местах, например в Норильске и Иркутске. Но нельзя не упомянуть Эльбрус и Терскол, а именно известный «черный» спуск со стороны Чегета.
Но лично я не испытываю особого удовольствия от «черных» трасс. Я люблю мороз и жесткий снег, когда после только что проехавшего ратрака остается «вельвет» на снегу. Люблю, когда жесткие профессиональные ботинки и выставлен большой вес на креплениях, можно лететь, кантовать, хрустеть по средней по крутизне «красной» трассе. Это специфическое катание, которое скорее понравится тем, кто занимался горными лыжами профессионально.
Наталья признается, что сейчас 90% ее времени занимает экран компьютера, а яркая снежная горнолыжная жизнь осталась в прошлом. Но такая трансформация, к сожалению, закономерна и коснулась каждого.
– Всем нам, безусловно, не хватает путешествий, очных слушаний в международных арбитражах и командировок, – говорит наша собеседница. – Раньше живого общения было больше, сегодня жизнь протекает в мессенджерах, мейлах и нетфликсах. С одной стороны, самоизоляция экономит время, но с другой – лишает нас живого общения с коллегами и возможности побрейнстормить.
И всё-таки всем нам хочется верить, что однажды обстоятельства изменятся и мы забудем про новую эру коронавируса как про страшный сон.
Подготовила Юлия Румянцева-Томашевич
Минувшие 20 лет были золотым веком российской адвокатуры
Благодаря Закону об адвокатской деятельности соблюден баланс между интересами адвокатуры и общефедеральными ценностями
В связи с 20-летием Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» президент ФПА РФ Юрий Пилипенко поделился мнением о значении этого законодательного акта для российской адвокатуры и оценил как уже внесенные в него изменения, так и готовящиеся поправки, рассказав о работе над некоторыми из них.
– Юрий Сергеевич, 31 мая исполняется 20 лет со дня принятия Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Как Вы оцениваете эти два десятилетия в жизни российской адвокатуры?
– 20 лет – славный юбилей и, конечно, повод поговорить о нашем Законе об адвокатской деятельности и адвокатуре.
Первое, что стоит упомянуть, – и не новое, поскольку об этом я уже не раз говорил, а сегодня хотел бы особенно подчеркнуть: 20 лет в истории российской адвокатуры, прошедшие под сенью и в рамках современного Закона, юбилей которого мы отмечаем, являются золотым веком российской адвокатуры, и вряд ли это преувеличение.
Когда я ранее высказывал эту точку зрения, то, не буду скрывать, наблюдал в глазах некоторых коллег определенного рода скепсис. Но думаю, что серьезные поводы для такого скепсиса уменьшаются. Что не исключает моего искреннего намерения пожелать нашей корпорации дальнейшего и бóльшего процветания.
Да, многие могут сказать, что у нас есть проблемы с количеством оправдательных приговоров, например, с удовлетворяемостью ходатайств и заявлений адвокатов, с допуском адвокатов к их подзащитным, с необоснованными досмотрами… Существует известный ряд таких претензий, которые обычно предъявляют адвокаты, говоря о сложностях, с которыми сталкиваются в своей профессиональной деятельности.
Но должен сказать, что эти претензии относятся, по здравому размышлению, скорее к функционированию системы правосудия и правоохранительных структур, чем к адвокатской корпорации, хотя они и неразрывно связаны между собой. И даже вот эти проблемы мы, насколько у нас хватало сил, возможностей и авторитета, решали. И некоторые решили. Но коллеги, сталкиваясь с проблемами и препятствиями в своей профессиональной деятельности, по привычке чаще винят в этом свою корпорацию – им так проще, а мне это понятно.
– Приведите, пожалуйста, примеры таких решений.
– Вспомним, например, поправки в Уголовно-процессуальный кодекс РФ, которые были приняты в 2017 г. (Федеральный закон от 17 апреля 2017 г. № 73-ФЗ. – Прим. ред.) и направлены на обеспечение дополнительных гарантий независимости адвокатов при осуществлении ими профессиональной деятельности. Напомню, что в предшествовавших подготовке этого документа, который был внесен в Государственную Думу Президентом РФ, рекомендациях Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека были учтены очень многие предложения Федеральной палаты адвокатов.
Среди внесенных в УПК изменений и дополнений – новая редакция ст. 161 УПК РФ, устанавливающая перечень сведений, на которые не распространяется запрет на предание гласности данных предварительного расследования; ст. 450.1, определяющая особенности производства обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката. Тогда же впервые в УПК появилось упоминание о Федеральной палате адвокатов как об институте: в положения, регламентирующие назначение защитника, внесено дополнение о том, что оно производится в порядке, определенном Советом ФПА РФ.
Несколько раньше, в 2015 г., в Гражданском кодексе РФ впервые появилось упоминание об адвокатуре – закреплен статус адвокатских палат и адвокатских образований как некоммерческих корпоративных организаций (Федеральный закон от 13 июля 2015 г. № 268-ФЗ. – Прим. ред.).
– А как Вы оцениваете организацию корпоративного самоуправления?
– Корпоративная жизнь – а в значительной степени Закон и посвящен нашей корпоративной жизни и деятельности – была, на мой взгляд, достойна похвал, за редкими исключениями. Возможно, кто-то опять выскажется или подумает об этом скептически. Я просто уверен, что найдутся критики, тем более что в последние несколько лет мы могли слышать и читать достаточно жесткие и бескомпромиссные высказывания в наш адрес со стороны некоторых наших романтично настроенных коллег.
Они и не согласятся с моей оценкой, но это их право, их позиция.
А я утверждаю и повторяюсь, что с корпоративной точки зрения, с точки зрения самоуправления прошедшие 20 лет продемонстрировали высокую степень адекватности Закона реальным обстоятельствам, в которых существовала и развивалась адвокатура все эти славные 20 лет.
У нас были соблюдены, на мой взгляд, все важнейшие балансы: между интересами адвокатов; интересами адвокатских образований и их руководителей и адвокатов; между интересами адвокатских образований и региональных палат; и самое главное, за что в большей степени в ответе и лично президент ФПА, и мои замечательные коллеги по Совету Федеральной палаты, – между интересами региональных палат и общефедеральными ценностями, задачами и приоритетами. Именно Закон об адвокатской деятельности и адвокатуре позволил нам всё это осуществить, не «перегнув палку» ни в каком из наших проявлений.
– Можете ли Вы вспомнить какие-то интересные дискуссии, происходившие при подготовке проекта Закона об адвокатуре?
– Лично я – нет, не могу, потому что не принимал в разработке Закона никакого участия. Об этом надо спросить, конечно же, его авторов. Могу вспомнить примерно человек 10, которые в течение этих 20 лет называли себя – с разной степенью объективности и напора – авторами этого документа. Думаю, что каждый из них, наверное, в той или иной степени имеет право себя так позиционировать, и они могли бы ответить на этот вопрос с разной степенью подробностей.
Но приведу один интересный казус из истории подготовки современного российского федерального законодательства об адвокатуре. Не помню, кто был автором законопроекта, о котором сейчас скажу, но, кажется, он был даже в «Российской газете» опубликован. И там черным по белому было написано, что у адвокатов должно быть право на ношение оружия. Это меня тогда сильно повеселило, но понятно было, что это лишь чьи-то пожелания. Благие пожелания.
– За 20 лет Закон об адвокатуре претерпел ряд изменений. Какие внесенные в него поправки, на Ваш взгляд, сыграли положительную роль, а какие – наоборот?
– Изменений в наш Закон внесено было немало за предыдущий период времени. Но и не так чтобы уж и слишком много, памятуя известную тягу нашего законодателя и законодательства к переменчивости. Помню три пакета поправок. И если в разработке первоначального законопроекта я участия не принимал, то в подготовке каждого из последовавших пакетов поправок участвовал с той либо иной степенью вовлеченности и ответственности за эти поправки.
Самой любопытной была ситуация разработки первых поправок: спустя года полтора после принятия Закона сами законодатели инициативно предложили ФПА в принципе пересмотреть его текст, не меняя концепцию, и поправить всё то, что на практике показало себя не работающим либо мешающим развитию и деятельности адвокатуры. Был дан, так сказать, «карт бланш».
Вспоминаю эти моменты: первый президент Федеральной палаты адвокатов – Евгений Васильевич Семеняко, наобщавшись с президентами палат, я (Юрий Пилипенко в 2004 г. был членом Совета ФПА РФ. – Прим. ред.) и еще одна симпатичная девушка, которая вызвалась нам помогать технически, перечитывали Закон вдоль и поперек и искали, что же в нем можно было бы поправить из неконцептуального. Но имевшегося на тот момент почти двухлетнего опыта применения Закона не хватало, чтобы предложить всё то, что было бы нужно тогда включить в текст. Это было открытое окно возможностей, которыми мы воспользовались, на самом деле, лишь частично.
Вот такой был момент в истории внесения поправок. Хотя даже при том уровне благожелательности наиболее заметные предложения были внесены законодателем, депутатами Государственной Думы. А все адвокатские предложения обсуждались принципиально.
Два остальных пакета принимались в совсем ином ключе и в основных своих положениях учитывали прежде всего настроения и законодателя, и Министерства юстиции. Это были изначально не наши инициативы. Какие-то поправки дополнительно предлагали мы, что-то из первоначальных задумок было принято в нашей редакции, а многое сохранилось в первозданном виде. Есть какие-то идеи, с которыми мы и по сию пору не согласны, но, так как они уже воплощены в Законе, мы их исполняем.
В частности, для примера могу привести поправку о том, что президенты и члены советов палат разделены с квалификационными комиссиями. И как тогда я не считал эту поправку полезной, так и спустя уже несколько лет применения пользы от нее не наблюдаю. Другое дело, что мы благодаря некоторым изменениям в Кодексе профессиональной этики адвоката сумели слегка откорректировать ее применение. Ну и, наверное, надо высказать благодарность руководителям региональных палат, которые сумели на практике так выстроить взаимоотношения и ситуацию в своих палатах, что применение этого положения Закона не привело пока к каким-то заметным и серьезным конфликтам, хотя и могло бы к ним привести.
– Вы ранее говорили, что первая редакция Закона отводила Федеральной палате адвокатов роль «английской королевы», то есть главы без реальных полномочий. В последние годы в Закон был внесен ряд поправок, расширяющих полномочия ФПА. Каково значение ФПА для адвокатской корпорации?
– Не скрою, такое ощущение относительно роли ФПА в адвокатской структуре у меня было, но в то же время было и есть понимание, что такое положение вещей, особенно в отсутствие опыта общефедерального самоуправления, вполне ожидаемо и оправдано. Многие опасались появления «министерства адвокатуры», вот и сделали всё возможное, чтобы имела место одна лишь «координация деятельности» в коротком перечне полномочий ФПА.
Но время, как это почти всегда бывает, всё расставило по своим местам, «министерства адвокатуры» не появилось (есть и те коллеги, которые считают, что и «к сожалению»), роль ФПА естественным образом как фактически, так и за счет поправок в Закон возросла, полезность такого рода изменений не могут отрицать даже самые отъявленные скептики (нескольких я знаю).
Всё, что я знаю о российской адвокатуре и о событиях в ее жизни в последние 10–20 лет, свидетельствует о том, что роль Федеральной палаты адвокатов крайне важна. Если бы ФПА не играла ту роль, которую она играла все эти годы в российской адвокатуре, ее обязательно играло бы государство. Это и координация, и решение общих задач, и определение стратегии, и корпоративный контроль за соблюдением Закона и корпоративных актов. Понятно, что не может не быть такой роли в этой пьесе.
– Чего, с Вашей точки зрения, не хватает в Законе об адвокатуре? Какие положения можно было бы добавить или уточнить, чтобы этот документ стал совершеннее?
– Является ли текст закона идеальным? Отвечу сразу: конечно же, нет. И у меня в том числе есть определенные претензии не только к текстуальному выражению некоторых его частей, но и к некоторым принципиальным вещам. И мы нашим коллективным разумом и волей эти вещи пытались все эти годы подправить, подредактировать. Кое-что удалось сделать, что-то – нет.
Из того, что не удалось исправить, хотя мы много об этом думали и много работали в этом направлении, – это положение, что только адвокат, без всяких исключений, является лицом, оказывающим юридическую помощь. А мы все понимаем, что адвокатура за эти 20 лет проявила себя не только как защитница в уголовных делах, но и как советница в вопросах бизнеса. И, конечно же, в этой части то обстоятельство, что только адвокаты могут оказывать юридическую помощь, – скорее недостаток, чем достоинство.
Мы предполагали, что в рамках Концепции регулирования рынка профессиональной юридической помощи, которая обсуждалась последние 10 лет, это узкое место будет расшито. Именно такого рода идеи в тексте Концепции и содержались. Но она, к большому сожалению, года два назад потеряла актуальность в силу объективных причин, пандемии в том числе, а сегодня очевидно, что пока и не до Концепции. Хотя надежды всё равно не теряем, будем эту линию проводить и в современных условиях, потому что нам адвокатура дорога и важна как институт, вне зависимости от некоторых внешних обстоятельств.
– В какой мере, по Вашему мнению, отвечают базовым принципам деятельности адвокатуры и ее интересам поправки в Закон об адвокатуре, которые готовит в настоящее время Минюст России?
– Четвертый пакет поправок, инициированный Министерством юстиции РФ, как всегда бывает и, наверное, всегда будет в адвокатском сообществе, вызвал просто феерическую реакцию.
Хотя, действительно, только одна из них вызывает практически у всех, кто о ней так или иначе упоминал и кого я слышал, отрицательное отношение. Это п. 4 ст. 17.1, которую предлагается включить в Закон об адвокатуре. Он предусматривает обжалование органом юстиции в судебном порядке решений совета адвокатской палаты, принятых по результатам рассмотрения представлений органа юстиции. (Возражения против этого положения в части, касающейся представлений, которые внесены в порядке и по основаниям, предусмотренным п. 2 и 7 ст. 17 Закона об адвокатуре, аргументированы в правовой позиции Федеральной палаты адвокатов, опубликованной на сайте ФПА РФ. – Прим. ред.) Все остальные предлагаемые изменения и дополнения, на наш взгляд, являются в той либо иной степени приемлемыми для корпорации.
И почему-то никто не хочет брать во внимание – ни те, кто критикует, ни те, кто скептически наблюдает за этими поправками, – что опубликованный текст является результатом компромисса, длительной работы и дискуссий на площадке Минюста, в которых принимали участие до восьми членов Совета Федеральной палаты адвокатов, и в любом случае многое из того, что изначально в проекте содержалось, нам удалось отредактировать или исключить в ходе этих дискуссий.
И, конечно же, люди, ни за что не отвечающие и даже не имеющие представления о таком явлении, как ответственность не только за «себя родного», но и за большую группу людей, за всю корпорацию, «вскипели» на страницах социальных сетей. Но всё это теперь улеглось – может быть, перестало быть им интересным, а поправки, по всей видимости, будут всё-таки приняты, как и планировал Минюст.
– Каково, по Вашему мнению, будущее российской адвокатуры в перспективе 10–20 лет?
– Мир меняется настолько стремительно, что не рискну делать прогнозы на такую отдаленную перспективу. Скажу одно: Федеральная палата адвокатов, мои коллеги по Совету, руководители палат сделают всё, на что хватит сил и возможностей, чтобы и через 10, и через 20 лет российская адвокатура развивалась как независимый институт и профессиональное сообщество, защищающее права и свободы граждан.