Екатерина БАТУРИНА: «Родство важнее тайн»
13 января 2020 г. Конституционный Суд Российской Федерации вынес постановление по делу семьи Свечниковых о разглашении врачебной тайны умерших пациентов их близким родственникам. Это решение Конституционного Суда СМИ и комментирующие юристы назвали прорывом в защите конституционных прав граждан. Готовясь к интервью с Екатериной Батуриной, адвокатом, представлявшим в КС интересы истца, я предполагала, что разговор пойдет о нюансах дела, а получилась беседа о семейных ценностях и высоких моральных идеалах, позволяющих людям «идти до конца» в поиске справедливости.
– Екатерина Валерьевна, начнем нашу беседу с традиционного вопроса: как Вы оказались в адвокатуре?
– Среди моих родственников немало юристов. Конечно, самый главный юрист в нашей семье – мой папа, Валерий Васильевич Батурин, ныне тоже адвокат с большим стажем и опытом работы в прокуратуре и правоохранительных органах. Моя младшая сестра Ольга также окончила юридический факультет с красным дипломом. Даже среди дальних родственников есть адвокаты и не только. Моя мама Любовь Спиридоновна – преподаватель математики, но тоже всегда мечтала о юридической профессии.
В нашей семье мы считаем, что родственные связи очень важны, и поддерживаем отношения, всегда общаемся и очень ценим доверие. Так меня воспитали родители.
После окончания общеобразовательной школы с золотой медалью и музыкальной школы с красным дипломом, где я проходила обучение экстерном, у меня был выбор: поступать в консерваторию либо на юридический факультет. В музыкальной школе всегда отмечали мой талант, поэтому учиться хотелось и там, и там. Наша знакомая пошла по такому сложному пути и отговорила меня. Выбор я сделала в пользу профессии юриста, чтобы продолжить семейную традицию.
Потом я устроилась работать в суд. За всё время работы в судебной системе я относилась к своим обязанностям добросовестно, мечтала стать судьей. Работа в суде – это бесценный опыт, который помогает мне видеть ситуацию глазами судьи, а также уважительно относиться к служителям Фемиды.
Решение стать адвокатом было осознанным, поскольку такая деятельность мне больше по душе. Я люблю общаться с людьми. Для меня профессия адвоката – это прежде всего помощь людям, решение их сложных жизненных проблем, маленькие и большие победы, которые помогают мне самой глубже понимать социальную значимость происходящих в обществе процессов.
В первый год адвокатской практики у меня были разные дела. С уголовным, гражданским и административным судопроизводством проблем не было – всё это ранее встречалось в моей работе в суде. В голове на автомате писала решения, ведь я готовила разные проекты судебных актов, даже оправдательные приговоры. Со временем стала заниматься более интересными делами. Сейчас в моей практике в основном длительные, сложные дела, которые рассматриваются в среднем более трех лет, бывает и дольше.
– Как случилось, что Вы занимаетесь областью медицинского права?
– В 2013 г. я впервые столкнулась с медицинским делом: у Нины Семёновны Панченко в районной больнице из-за некачественного лечения умер брат Владимир Семёнович Кожевников. Трижды пациент поступал на госпитализацию с признаками нарушения мозгового кровообращения, в предынсультном состоянии. Два раза никто не обратил на него внимания, а на третий раз, когда у него уже практически полностью отнялась левая часть тела, в больнице почему-то без осмотра врача и лабораторно-диагностического обследования ему ввели внутривенно препарат аминазин, который абсолютно противопоказан в таком состоянии и ведет к отеку головного мозга. Отек мозга и стал причиной смерти Владимира Семёновича.
От регионального министра здравоохранения мы с Ниной Семёновной услышали, что согласно медицинской документации лечение было качественным. Но сами мы эти документы не увидели, ведь это врачебная тайна. После подачи иска министр лично подписывала возражения.
Но мне очень повезло: в борьбе с такой несправедливостью к нам подключился мой папа, с которым я всегда могу посоветоваться по самым важным и сложным вопросам. Дело рассматривалось в суде более трех лет, причинно-следственная связь была установлена. Мы доказали фальсификацию медицинской документации. Так, чтобы оправдать введение противопоказанного препарата, в медицинской карте врач дописал диагноз «хронический алкоголизм», наличие которого было полностью опровергнуто судебно-медицинской экспертизой и материалами дела. У пациента вообще была непереносимость алкоголя. Всё это было доказано и отражено в судебном решении. Дело вызвало общественный резонанс. После этого в медицинском учреждении был большой скандал.
– Расскажите подробнее о разработанной Вами концепции «Право рода».
– Конечно, я занималась и занимаюсь не только такими делами, но дела такого рода стали одним из направлений моей деятельности. Я начала углубляться в тематику медицинских дел, изучать особенности медицинского права, проблемы и пробелы в законодательстве. Ведь в этой сфере также много подзаконных нормативных актов, кроме того, многие нормы в медицине не урегулированы юридически, поскольку что-то сложилось исторически со времен Гиппократа, и это тоже нужно учитывать.
Тогда я определила основную стратегию своей деятельности и критерии ее осуществления, а также создала концепции, которые помогают мне реализовывать свои социально значимые проекты. Одной из таких является концепция «Право рода», в рамках которой я осуществляю защиту интересов семьи, материнства, детства, права людей пожилого возраста в случае причинения вреда их здоровью (смерти), а также вреда от преступных действий третьих лиц.
В деле Нины Семёновны Панченко я впервые столкнулась с проблемой получения родственником умершего пациента его медицинской документации. Врачебная тайна стала преградой для того, чтобы узнать причину смерти и разобраться в случившемся до обращения в суд. Если бы мы получили документы до суда, то дело не рассматривалось бы так долго, а предмет и основания иска были бы определены сразу.
Я заметила, что даже для живых пациентов получение собственных медицинских документов является целой проблемой. В резонансных делах практически всегда возникают вопросы о фальсификации.
Какое-то время назад я даже не могла представить, как этот вопрос будет решен: самим законодателем или высшей судебной инстанцией страны.
В 2015 г. дело гражданина Н.Н. Зубкова дошло до Конституционного Суда РФ. Было вынесено Определение КС РФ от 9 июня 2015 г. № 1275-О, в котором были даны разъяснения относительно института посмертной врачебной тайны.
По этому делу суд воспроизвел свою правовую позицию в позитивном определении относительно института посмертной врачебной тайны. Но суды, мягко говоря, отнеслись тогда к позиции КС избирательно, а фактически полностью проигнорировали, как и законодатель. На практике ничего не изменилось, всё равно приходилось обращаться в суд и в правоохранительные органы за получением сведений о смерти из медицинских документов пациента.
Было очевидно, что ситуация с получением медицинских документов должна быть изменена, это было продиктовано самой жизнью.
Если обратиться к положениям ст. 22 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», то мы увидим, что порядок ознакомления пациента с медицинской документацией установлен приказом Минздрава, а порядок получения копий либо подлинника медицинской карты отсутствует. Вопросы приходится решать на практике самим медицинским юристам по обращениям пациентов и врачей.
– Дело семьи Свечниковых вызвало большой общественный резонанс. Расскажите, с чего всё началось и почему Вы решили «идти до конца»?
– С марта 2017 г. я работаю с кировской семьей Свечниковых. Это очень дружная и крепкая семья, на которую свалилась череда несчастий: онкологией заболели мать, одна из дочерей, а затем и отец Евгений Илларионович.
С декабря 2016 г. он трижды был госпитализирован в местный гематологический центр, где его не уведомляли должным образом о лечении. Семья говорит, что они ничего не знали о ходе его лечения. Врач утверждал, что пациент идет на поправку, но родственники видели обратное, поэтому обратились к специалистам в Израиле, где успешно проходили лечение мать и дочь.
Опасения подтвердились, но было поздно. Семью насторожило, что выписные эпикризы выдавались только в обмен на заполнение бланков на отказ от лечения, а сам лечащий врач организовал встречу на нейтральной территории и предлагал препарат, который в последующем ведущий израильский врач-онкогематолог Оделия Гур назвала «контрольным выстрелом в голову». После того как кировские врачи не смогли предложить пациенту какое-либо иное лечение, семья была вынуждена везти его в Израиль, другого выхода у них не было. Через пять дней Евгений Илларионович скончался. Свечниковы, сопоставив все факты и противоречия, решили узнать правду, которую от них скрывали в Кирове.
Я лично вместе с дочерью Евгения Илларионовича Ириной Могелюк ездила в Израиль и разговаривала с Оделией Гур. Она пояснила, что симптомы, с которыми Свечников поступил в гематологический центр в Кирове, требовали тщательного обследования. «Но химиотерапию он бы у меня не заслужил», – сказала она и также всё отразила в документах.
Тогда мы затребовали медицинские документы в Израиле и получили всё без проблем. А в Кирове в их предоставлении нам было отказано, несмотря на то что в информированных добровольных согласиях на лечение Евгений Илларионович указал супругу как лицо, имеющее право получать данные о состоянии его здоровья. Одновременно с этим мы подали заявление в Следственный комитет еще и на том основании, что Ирина Могелюк случайно записала разговор врачей о необходимости внесения изменений в медицинские документы.
Суды всех инстанций поддержали медиков в отказе выдать копию медицинской карты умершего, а в ходе предварительного расследования были получены экспертные заключения, согласно которым имеется прямая причинно-следственная связь между смертью Свечникова и допущенными грубыми ошибками в его лечении в Кирове (игнорирование инструкций к препаратам и клинических рекомендаций, превышение доз смертельно опасных препаратов в два раза, выбор несуществующей схемы химиотерапии, отсутствие необходимого обследования, контроля состояния пациента и т.д.). Кроме того, было установлено, что часть медицинских документов были подписаны не самим пациентом, а другим лицом.
Дело семьи Свечниковых вызвало большой общественный резонанс. Семья решила «идти до конца», понимая, что родственника они не вернут, но хотела, чтобы никто больше не попал в такую же ситуацию.
Я же в свою очередь видела системную проблему института врачебной тайны умершего пациента, поэтому изначально выбрала такую тактику юридической помощи, чтобы помимо всего прочего оспорить отказ в выдаче медицинских документов в Конституционном Суде РФ.
– Постановление Конституционного Суда о разглашении врачебной тайны умерших пациентов их близким родственникам уже обозначено как прорыв в защите конституционных прав граждан. Как Вы оцениваете это событие?
– Отказ в выдаче медицинских документов, равно как и позднее или несвоевременное ознакомление с ними, – это реальное препятствие в установлении истины по делу, на каком бы этапе это ни было сделано. Своевременное получение медицинских документов призвано не только оградить суды от необоснованных исков, тоже встречающихся в практике, но и способствовать выработке родственниками умерших пациентов правовой позиции, которая позволит им качественно и своевременно отстаивать свои права и права умерших лиц как в гражданском, так и в уголовном судопроизводстве. С учетом сроков судопроизводства эти требования весьма актуальны.
На практике же предоставление медицинских документов только после подачи иска или непосредственно перед назначением судом экспертизы не соответствует принципу баланса интересов. Права родственников соотносятся с обязанностью государства провести эффективное расследование.
Конституционный Суд РФ принял Постановление от 13 января 2020 г. № 1-П по жалобе Р.Д. Свечниковой о разглашении врачебной тайны умерших пациентов их близким родственникам и членам семьи, а также лицам, указанным в информированном добровольном согласии пациента, при отсутствии выраженного им при жизни прямого запрета.
Я представила суду материалы дела, свою практику, правовую позицию, исследования института посмертной врачебной тайны в трудах специалистов, практиков, а также журналистские расследования.
Действительно, в связи с отсутствием правовой определенности в вопросе получения родственниками медицинских документов умершего пациента, взяв только конечные выводы из Определения КС РФ от 9 июня 2015 г. № 1275-О, суды оказались не способны предоставить заявителю эффективную и своевременную судебную защиту, реализовать принцип баланса интересов, закрепить на практике правовые позиции Конституционного Суда.
В Постановлении от 13 января 2020 г. № 1-П высший судебный орган указал, что Федеральный закон № 323-ФЗ не содержит положений, которые бы определяли после смерти пациента правовой режим доступа родственников к информации о состоянии его здоровья и медицинской документации, в частности супруга (супруги), близких родственников, а также лиц, указанных в информированном добровольном согласии пациента на медицинское вмешательство в качестве субъектов, которым в интересах пациента может быть передана информация о состоянии его здоровья (в информированном согласии должны быть указаны и объем сообщаемой информации, форма и сроки ее предоставления). Суд напомнил, что после принятия Определения КС РФ от 9 июня 2015 г. № 1275-О он высказывал свою позицию по данному вопросу в целях формирования устойчивой правоприменительной практики. Но этого не произошло.
«Пожелание суда» не сработало, потребовалось жесткое правовое регулирование. В отзывах на возражения государственных органов к жалобе я проанализировала имеющуюся судебную практику, неоднозначность которой также отмечали исследовавшие эти вопросы правоведы. Так вот, эта практика оказалась не только неустойчивой, а полностью противоречащей правовой позиции КС РФ.
Кроме того, я указала, что статистика обращений в правоохранительные органы по «медицинским делам» впечатляет: количество их растет, но из тысяч обращений лишь пара десятков влекут возбуждение уголовных дел. Всё это было мне известно потому, что я не раз участвовала в конференциях по данной проблематике, в том числе международных.
Я также обратила внимание на то, что законопроект № 925329-6 «О внесении изменений в Федеральный закон “Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации” по вопросу о предоставлении сведений, составляющих врачебную тайну, после смерти лица» предусматривал внесение изменений в п. 3 (дополнить подп. 3.1.) ст. 13 и дополнения (п. 6) в ст. 22 Закона. Этот законопроект не был поддержан Правительством Российской Федерации. Единственная неудавшаяся попытка, хотя за четыре года можно было внести соответствующие корректировки и уточнения.
Фактически Конституционный Суд полностью поддержал доводы жалобы, согласился с ними и проверил на предмет неэффективности сложившуюся правоприменительную практику.
Получилось, что два года труда по данному кейсу увенчались успехом не только для семьи Свечниковых, но и для всех граждан нашей страны – и пострадавших, и потенциальных жертв. Ряд норм Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (ч. 2, 3 ст. 13, п. 5 ч. 5 ст. 19 и ч. 1 ст. 20) признаны не соответствующими Конституции РФ в своей взаимосвязи.
Теперь любой гражданин при соблюдении условий, указанных Конституционным Судом (степень родства, указание лица умершим в информированном согласии на лечение, отсутствие запрета от пациента на разглашение врачебной тайны), может обратиться за получением медицинской информации умершего, руководствуясь данным Постановлением.
Конституционный Суд РФ своим решением по этой жалобе внес изменения в действующий законодательный порядок врачебной тайны, до принятия соответствующих поправок в Закон об охране здоровья граждан установил порядок, который применяется на территории нашей страны с 13 января 2020 г. Он отражен в п. 3 резолютивной части Постановления. Я очень надеюсь, что поправки в Закон будут полностью соответствовать Постановлению КС от 13 января 2020 г. № 1-П.
Я и мой отец считаем, что удалось решить системную проблему. Роль семьи определена государством одной из основных в современной России. Это действительно очень важно. Как и мы, Свечниковы уважают семейные ценности, память об умерших родственниках. Полагаю, что именно такие моральные принципы позволяют людям «идти до конца» и добиваться справедливости.
В конце разговора я бы хотела процитировать интервью Гадиса Абдуллаевича Гаджиева (судья Конституционного Суда РФ. – Ред.): «До 30 лет он [юрист. – Ред.] должен получить уверенные знания внутренней логики гражданского, уголовного, административного права. От 30 до 40 – постичь гораздо более сложное конституционное право, которое вбирает в себя не только национальную, но и общемировую правовую мудрость. Если он хочет добиться очень больших успехов, то после 50 лет должен идти еще выше. Следующий этаж – философия права. И тогда он сможет принимать более или менее осмысленные решения. Наши же судьи очень старательно поместили свое сознание в однокомнатную квартиру цивилистики». Я с этими словами согласна.
Справка
Екатерина БАТУРИНА – адвокат Адвокатской палаты г. Москвы.
Окончила Томский государственный университет по специальности «Юриспруденция». До получения статуса адвоката более 6 лет работала в судебной системе в должности помощника судьи районного, областного судов. Адвокат с 2012 г., осуществляет деятельность в форме адвокатского кабинета.
https://instagram.com/advokat_baturina?igshid=haw8e961h19h
Вопросы задавала Юлия Румянцева-Томашевич
Наталья КЛЕЙН: «Три главных составляющих бренда адвоката: личность, интеллект и душевные качества»
Не так давно портал Право.ru сообщил о том, что специалист в области юридического маркетинга и PR Наталья Клейн открыла частную практику в качестве консультанта по развитию юридического бизнеса. О востребованности подобных услуг на юридическом рынке, современных проблемах и вызовах, а также о специфике работы консультанта в столице и регионах Наталья рассказала в интервью «Российскому адвокату».
– Наталья, сегодня эксперты в один голос говорят о том, что бизнес переживает трудности. На фоне такой нестабильной обстановки Вы открываете свою практику. Это действительно смелое решение. Что подвигло Вас на такой шаг? Нет чувства страха?
– Многие задают мне этот вопрос. Но я давно приняла решение о том, что буду двигаться в сторону своего дела, так что к этому шагу я готовилась: продвигала свой бренд, работала над репутацией, создавала «подушку безопасности». С одной стороны, я, конечно, испытывала некоторый страх, но с другой, несмотря на то что всё совпало – и пандемия, и кризис, – я это восприняла как сигнал к действию. Пока я, вероятно, движима не столько рациональными рассуждениями, сколько ощущениями, но мои чувства подсказывают мне, что я всё делаю правильно.
– Наш ресурс рассказывает о людях «в праве», и традиционно нашим собеседникам мы задаем вопрос о том, как они пришли в профессию, какие обстоятельства повлияли на их выбор. Как это было у Вас?
– Я часто отвечаю на вопрос, как так получилось, что журналист стал консультантом по развитию юридического бизнеса. На самом деле, ничего волшебного в моем пути нет, хотя он довольно интересный. У меня два образования: журналистика и PR, а также юриспруденция. Когда я окончила университет, моим первым местом работы стал всем известный портал Право.ru. Я была правовым журналистом, в частности корреспондентом в арбитражных судах. Больше всего времени я проводила в Арбитражном суде г. Москвы. После Право.ru я работала судебным корреспондентом в РБК, где помимо арбитражных дел освещала громкие уголовные процессы, такие, например, как дела Ходорковского и Навального. Там же я работала с силовыми ведомствами, поэтому все годы, проведенные в РБК, были так или иначе связаны с правом.
Когда я приняла решение уйти из журналистики, мой путь привел меня в юридический PR. Так две мои компетенции сошлись и идут вместе до сих пор.
Свой путь в пиаре я начала в юридической фирме «ЮСТ», там я была специалистом по связям с общественностью, но занималась разными вопросами: от взаимодействия с прессой до подачи анкет в юридические рейтинги.
После «ЮСТа» я пять лет работала в адвокатском бюро «Павлова и партнеры», где возглавила направление по вопросам развития компании. Там в сферу моей деятельности уже входил весь спектр задач, касающихся продвижения компании: от рейтингов, прессы и сайта фирмы до стратегических вопросов запуска новых практик и в целом пути развития организации.
– Специфика Вашей деятельности – PR и маркетинг в области юридического бизнеса – это достаточно узкая специализация. Могу предположить, что раньше такие услуги были востребованы в основном у крупных игроков рынка. Сегодня ситуация изменилась?
– Этот процесс развивается на наших глазах. Когда я пришла в эту сферу, подобных сотрудников могли позволить себе исключительно большие организации, да и профессионалов на рынке были считанные единицы. Но со временем тенденция стала меняться, всё больше фирм привлекают либо в штат, либо на аутсорсинг соответствующих экспертов, эта услуга всё более востребована. Сегодня бывает так, что в штате фирмы два партнера и специалист по развитию, т.е. организация маленькая, но активно занимается развитием и продвижением бизнеса. И мне это отрадно видеть, потому что, на мой взгляд, это делает рынок более качественным, конкурентным и бизнес-ориентированным. Мне кажется, для юридического рынка сегодня это крайне важно.
– Стали ли представители отрасли уделять больше внимания вопросам развития личного бренда? И если да, то с чем это связано?
– Тема личного бренда сейчас очень актуальна. Адвокаты и юристы с энтузиазмом восприняли этот тренд, интересуются данным направлением. Я думаю, как уже отмечала, это связано с тем, что рынок становится более профессиональным. В условиях, когда конкуренция очень высокая, необходимо каким-то образом выделяться.
Именно бренд имеет большое значение в юридических услугах, ведь они предполагают личностный контакт с клиентом. Я всегда говорю, что адвокат или юрист «берет лицом и душой», т.е. какие бы прекрасные рекламные инструменты у него ни были, всё равно его личность, интеллект и душевные качества будут имеют большое значение. И идея личного бренда очень хорошо встраивается в это понятие. Личный бренд, если говорить образно, – это хорошая упаковка, но без интеллекта, в том числе эмоционального, в нашей сфере не обойтись.
– Вероятнее всего, с отменой ограничительных мер и возвратом к прежней жизни в новых условиях трансформируется поле юридической деятельности. Адвокаты и юристы всё больше используют в практике цифровые технологии, реальностью стало онлайн-правосудие. В этих условиях, наверное, компаниям придется по-новому выстраивать отношения с клиентами. Так ли это?
– Данная ситуация сыграла на руку тем, кто «готовил сани летом». О внедрении информационных технологий на юридическом рынке много говорили и до пандемии, проводили огромное количество конференций, публиковали статьи. Юридические компании по-разному относились к такой идее. И вот когда «гром грянул», те юристы, которые адекватно воспринимали требования времени, не растерялись, потому что были готовы перестроиться, перейти в онлайн-режим, их работа не просела и не остановилась из-за того, что людям пришлось ограничить личные контакты.
Эксперты говорят о том, что когда пандемия закончится, многие не вернутся в офисы, перестроится работа, изменятся подходы к продвижению бизнеса и общению с клиентами. Я думаю, что это наше будущее – во многом так и будет.
Но юристы – известные консерваторы, и это станет для них нелегким испытанием. Им непросто даются изменения, тем более те, которые касаются технологий. Однако перестраиваться приходится, поэтому одни коллеги практически не почувствовали изменений, а другие до сих пор пребывают в некоторой растерянности.
Изменения неотвратимы не только в плане технологий, но и в плане общения с клиентом, да и вообще зарабатывания денег. Мы привыкли жить в условиях кризиса, у нас он, к сожалению, практически не прекращается, а мы в нем пытаемся лавировать. Тем не менее перемены грядут, и выживут те, кто к ним готов.
– Дайте читателям «Российского адвоката» несколько лайфхаков, на что обратить особое внимание в новых условиях и как не потерять клиента.
– Тем, кто в силу каких-то причин не готов перейти к онлайн-формату работы, я бы посоветовала больше уделять внимания именно личным взаимоотношениям с клиентом. Наша сфера деятельности во многом построена на личном общении с доверителем. И тем не менее я часто наблюдаю, что адвокаты и юристы отстранены от своего клиента и его нужд. Чтобы выстроить хорошие взаимоотношения и, как следствие, увеличить продажи своих услуг, важно хорошо знать портрет клиента, общаться с ним, понимать его и его проблемы. Иногда нужно просто позвонить своему клиенту и спросить, как у него дела, какие есть проблемы, предложить помощь – в общем, проявить участие.
Сейчас у бизнеса довольно много трудностей, он нуждается в профессиональной помощи. При этом простое общение с клиентом – это, казалось бы, достаточно примитивный маркетинговый шаг, но он работает. И именно его часто так не хватает адвокатам и юристам. Сама мысль, что можно снять трубку и позвонить доверителю, встретиться, выпить кофе и поговорить о проблемах, до сих пор воспринимается как что-то неправильное, как «продажи в лоб». Зачем навязываться, надо будет – сам позвонит. Но так это не работает, работает с точностью до наоборот.
– Вы признались, что особенно хотите быть полезной региональному юридическому рынку. Чем обусловлен интерес к этому сектору? Отличается ли он от рынка столичного?
– Мой интерес вызван несколькими причинами. Во-первых, неравнодушием к делу, которым я занимаюсь: мне хочется быть причастной к развитию юридического рынка в России. Во-вторых, по понятным причинам московский рынок очень развит по сравнению с региональным, поэтому именно регионы нуждаются в том числе в развитии и продвижении бизнеса, и это мне интересно.
Во время моей работы в бюро «Павлова и партнеры» мы запускали проект по работе с региональными юристами и столкнулись с довольно большой проблемой поиска кадров: отличные специалисты есть, но их крайне сложно найти, о них никто ничего не знает. Это говорит о том, что рынок не очень развит. Так что мне интересно данное направление, поскольку это огромное поле для работы.
Ну и еще один фактор – это люди. Мне очень нравится работать с юристами в регионах, поскольку я действительно в них часто вижу неподдельный интерес к профессии и развитию в ней. А интерес к работе – это ведь главная составляющая успеха.
– Юристы и адвокаты знают Вас как эксперта в области маркетинга и бизнес-девелопмента, человека решительного и способного на смелые поступки, а кто такая Наталья Клейн вне работы? Расскажите о своих увлечениях и что составляет Вашу “личную” жизнь.
– Последние пару лет я занимаюсь большим теннисом, мне это очень нравится! Но из-за пандемии пришлось приостановить занятия, я очень по ним скучаю и с нетерпением жду возобновления тренировок.
Кроме того, я люблю путешествовать и стараюсь выбирать необычные места. В прошлом году побывала на Камчатке. Я так прониклась этим краем, что, когда публиковала в Facebook фотоотчеты из поездки, чувствовала, что мои подписчики вместе со мной не только вдохновлялись прекрасными видами Камчатки, но и проникались невероятными эмоциями!
Вообще я довольно много путешествовала по миру, но так получалось, что мало уделяла времени туристическим поездкам по России. Сейчас меня увлекают именно поездки по нашей стране, и я думаю, что воспользуюсь моментом, связанным с пандемией, чтобы посмотреть в этом году Алтай.
Что касается моей личной жизни, то могу сказать, что всё новое пришло ко мне и здесь. Такое получилось пресловутое обнуление, свобода по всем фронтам. При этом я полна приятного ощущения от жизни и самой себя, от всего, что сейчас происходит вокруг меня. «Хорошо» – это слово, как никакое другое, характеризует нынешнее состояние моей души.
Беседовала Юлия Румянцева-Томашевич