Екатерина БАТУРИНА: «Родство важнее тайн»

13 января 2020 г. Конституционный Суд Российской Федерации вынес постановление по делу семьи Свечниковых о разглашении врачебной тайны умерших пациентов их близким родственникам. Это решение Конституционного Суда СМИ и комментирующие юристы назвали прорывом в защите конституционных прав граждан. Готовясь к интервью с Екатериной Батуриной, адвокатом, представлявшим в КС интересы истца, я предполагала, что разговор пойдет о нюансах дела, а получилась беседа о семейных ценностях и высоких моральных идеалах, позволяющих людям «идти до конца» в поиске справедливости.

– Екатерина Валерьевна, начнем нашу беседу с традиционного вопроса: как Вы оказались в адвокатуре?

– Среди моих родственников немало юристов. Конечно, самый главный юрист в нашей семье – мой папа, Валерий Васильевич Батурин, ныне тоже адвокат с большим стажем и опытом работы в прокуратуре и правоохранительных органах. Моя младшая сестра Ольга также окончила юридический факультет с красным дипломом. Даже среди дальних родственников есть адвокаты и не только. Моя мама Любовь Спиридоновна – преподаватель математики, но тоже всегда мечтала о юридической профессии.

В нашей семье мы считаем, что родственные связи очень важны, и поддерживаем отношения, всегда общаемся и очень ценим доверие. Так меня воспитали родители.

После окончания общеобразовательной школы с золотой медалью и музыкальной школы с красным дипломом, где я проходила обучение экстерном, у меня был выбор: поступать в консерваторию либо на юридический факультет. В музыкальной школе всегда отмечали мой талант, поэтому учиться хотелось и там, и там. Наша знакомая пошла по такому сложному пути и отговорила меня. Выбор я сделала в пользу профессии юриста, чтобы продолжить семейную традицию.

Потом я устроилась работать в суд. За всё время работы в судебной системе я относилась к своим обязанностям добросовестно, мечтала стать судьей. Работа в суде – это бесценный опыт, который помогает мне видеть ситуацию глазами судьи, а также уважительно относиться к служителям Фемиды.

Решение стать адвокатом было осознанным, поскольку такая деятельность мне больше по душе. Я люблю общаться с людьми. Для меня профессия адвоката – это прежде всего помощь людям, решение их сложных жизненных проблем, маленькие и большие победы, которые помогают мне самой глубже понимать социальную значимость происходящих в обществе процессов.

В первый год адвокатской практики у меня были разные дела. С уголовным, гражданским и административным судопроизводством проблем не было – всё это ранее встречалось в моей работе в суде. В голове на автомате писала решения, ведь я готовила разные проекты судебных актов, даже оправдательные приговоры. Со временем стала заниматься более интересными делами. Сейчас в моей практике в основном длительные, сложные дела, которые рассматриваются в среднем более трех лет, бывает и дольше.

– Как случилось, что Вы занимаетесь областью медицинского права?

– В 2013 г. я впервые столкнулась с медицинским делом: у Нины Семёновны Панченко в районной больнице из-за некачественного лечения умер брат Владимир Семёнович Кожевников. Трижды пациент поступал на госпитализацию с признаками нарушения мозгового кровообращения, в предынсультном состоянии. Два раза никто не обратил на него внимания, а на третий раз, когда у него уже практически полностью отнялась левая часть тела, в больнице почему-то без осмотра врача и лабораторно-диагностического обследования ему ввели внутривенно препарат аминазин, который абсолютно противопоказан в таком состоянии и ведет к отеку головного мозга. Отек мозга и стал причиной смерти Владимира Семёновича.

От регионального министра здравоохранения мы с Ниной Семёновной услышали, что согласно медицинской документации лечение было качественным. Но сами мы эти документы не увидели, ведь это врачебная тайна. После подачи иска министр лично подписывала возражения.

Но мне очень повезло: в борьбе с такой несправедливостью к нам подключился мой папа, с которым я всегда могу посоветоваться по самым важным и сложным вопросам. Дело рассматривалось в суде более трех лет, причинно-следственная связь была установлена. Мы доказали фальсификацию медицинской документации. Так, чтобы оправдать введение противопоказанного препарата, в медицинской карте врач дописал диагноз «хронический алкоголизм», наличие которого было полностью опровергнуто судебно-медицинской экспертизой и материалами дела. У пациента вообще была непереносимость алкоголя. Всё это было доказано и отражено в судебном решении. Дело вызвало общественный резонанс. После этого в медицинском учреждении был большой скандал.

– Расскажите подробнее о разработанной Вами концепции «Право рода».

– Конечно, я занималась и занимаюсь не только такими делами, но дела такого рода стали одним из направлений моей деятельности. Я начала углубляться в тематику медицинских дел, изучать особенности медицинского права, проблемы и пробелы в законодательстве. Ведь в этой сфере также много подзаконных нормативных актов, кроме того, многие нормы в медицине не урегулированы юридически, поскольку что-то сложилось исторически со времен Гиппократа, и это тоже нужно учитывать.

Тогда я определила основную стратегию своей деятельности и критерии ее осуществления, а также создала концепции, которые помогают мне реализовывать свои социально значимые проекты. Одной из таких является концепция «Право рода», в рамках которой я осуществляю защиту интересов семьи, материнства, детства, права людей пожилого возраста в случае причинения вреда их здоровью (смерти), а также вреда от преступных действий третьих лиц.

В деле Нины Семёновны Панченко я впервые столкнулась с проблемой получения родственником умершего пациента его медицинской документации. Врачебная тайна стала преградой для того, чтобы узнать причину смерти и разобраться в случившемся до обращения в суд. Если бы мы получили документы до суда, то дело не рассматривалось бы так долго, а предмет и основания иска были бы определены сразу.

Я заметила, что даже для живых пациентов получение собственных медицинских документов является целой проблемой. В резонансных делах практически всегда возникают вопросы о фальсификации.

Какое-то время назад я даже не могла представить, как этот вопрос будет решен: самим законодателем или высшей судебной инстанцией страны.

В 2015 г. дело гражданина Н.Н. Зубкова дошло до Конституционного Суда РФ. Было вынесено Определение КС РФ от 9 июня 2015 г. № 1275-О, в котором были даны разъяснения относительно института посмертной врачебной тайны.

По этому делу суд воспроизвел свою правовую позицию в позитивном определении относительно института посмертной врачебной тайны. Но суды, мягко говоря, отнеслись тогда к позиции КС избирательно, а фактически полностью проигнорировали, как и законодатель. На практике ничего не изменилось, всё равно приходилось обращаться в суд и в правоохранительные органы за получением сведений о смерти из медицинских документов пациента.

Было очевидно, что ситуация с получением медицинских документов должна быть изменена, это было продиктовано самой жизнью.

Если обратиться к положениям ст. 22 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», то мы увидим, что порядок ознакомления пациента с медицинской документацией установлен приказом Минздрава, а порядок получения копий либо подлинника медицинской карты отсутствует. Вопросы приходится решать на практике самим медицинским юристам по обращениям пациентов и врачей.

– Дело семьи Свечниковых вызвало большой общественный резонанс. Расскажите, с чего всё началось и почему Вы решили «идти до конца»?

– С марта 2017 г. я работаю с кировской семьей Свечниковых. Это очень дружная и крепкая семья, на которую свалилась череда несчастий: онкологией заболели мать, одна из дочерей, а затем и отец Евгений Илларионович.

С декабря 2016 г. он трижды был госпитализирован в местный гематологический центр, где его не уведомляли должным образом о лечении. Семья говорит, что они ничего не знали о ходе его лечения. Врач утверждал, что пациент идет на поправку, но родственники видели обратное, поэтому обратились к специалистам в Израиле, где успешно проходили лечение мать и дочь.

Опасения подтвердились, но было поздно. Семью насторожило, что выписные эпикризы выдавались только в обмен на заполнение бланков на отказ от лечения, а сам лечащий врач организовал встречу на нейтральной территории и предлагал препарат, который в последующем ведущий израильский врач-онкогематолог Оделия Гур назвала «контрольным выстрелом в голову». После того как кировские врачи не смогли предложить пациенту какое-либо иное лечение, семья была вынуждена везти его в Израиль, другого выхода у них не было. Через пять дней Евгений Илларионович скончался. Свечниковы, сопоставив все факты и противоречия, решили узнать правду, которую от них скрывали в Кирове.

Я лично вместе с дочерью Евгения Илларионовича Ириной Могелюк ездила в Израиль и разговаривала с Оделией Гур. Она пояснила, что симптомы, с которыми Свечников поступил в гематологический центр в Кирове, требовали тщательного обследования. «Но химиотерапию он бы у меня не заслужил», – сказала она и также всё отразила в документах.

Тогда мы затребовали медицинские документы в Израиле и получили всё без проблем. А в Кирове в их предоставлении нам было отказано, несмотря на то что в информированных добровольных согласиях на лечение Евгений Илларионович указал супругу как лицо, имеющее право получать данные о состоянии его здоровья. Одновременно с этим мы подали заявление в Следственный комитет еще и на том основании, что Ирина Могелюк случайно записала разговор врачей о необходимости внесения изменений в медицинские документы.

Суды всех инстанций поддержали медиков в отказе выдать копию медицинской карты умершего, а в ходе предварительного расследования были получены экспертные заключения, согласно которым имеется прямая причинно-следственная связь между смертью Свечникова и допущенными грубыми ошибками в его лечении в Кирове (игнорирование инструкций к препаратам и клинических рекомендаций, превышение доз смертельно опасных препаратов в два раза, выбор несуществующей схемы химиотерапии, отсутствие необходимого обследования, контроля состояния пациента и т.д.). Кроме того, было установлено, что часть медицинских документов были подписаны не самим пациентом, а другим лицом.

Дело семьи Свечниковых вызвало большой общественный резонанс. Семья решила «идти до конца», понимая, что родственника они не вернут, но хотела, чтобы никто больше не попал в такую же ситуацию.

Я же в свою очередь видела системную проблему института врачебной тайны умершего пациента, поэтому изначально выбрала такую тактику юридической помощи, чтобы помимо всего прочего оспорить отказ в выдаче медицинских документов в Конституционном Суде РФ.

– Постановление Конституционного Суда о разглашении врачебной тайны умерших пациентов их близким родственникам уже обозначено как прорыв в защите конституционных прав граждан. Как Вы оцениваете это событие?

– Отказ в выдаче медицинских документов, равно как и позднее или несвоевременное ознакомление с ними, – это реальное препятствие в установлении истины по делу, на каком бы этапе это ни было сделано. Своевременное получение медицинских документов призвано не только оградить суды от необоснованных исков, тоже встречающихся в практике, но и способствовать выработке родственниками умерших пациентов правовой позиции, которая позволит им качественно и своевременно отстаивать свои права и права умерших лиц как в гражданском, так и в уголовном судопроизводстве. С учетом сроков судопроизводства эти требования весьма актуальны.

На практике же предоставление медицинских документов только после подачи иска или непосредственно перед назначением судом экспертизы не соответствует принципу баланса интересов. Права родственников соотносятся с обязанностью государства провести эффективное расследование.

Конституционный Суд РФ принял Постановление от 13 января 2020 г. № 1-П по жалобе Р.Д. Свечниковой о разглашении врачебной тайны умерших пациентов их близким родственникам и членам семьи, а также лицам, указанным в информированном добровольном согласии пациента, при отсутствии выраженного им при жизни прямого запрета.

Я представила суду материалы дела, свою практику, правовую позицию, исследования института посмертной врачебной тайны в трудах специалистов, практиков, а также журналистские расследования.

Действительно, в связи с отсутствием правовой определенности в вопросе получения родственниками медицинских документов умершего пациента, взяв только конечные выводы из Определения КС РФ от 9 июня 2015 г. № 1275-О, суды оказались не способны предоставить заявителю эффективную и своевременную судебную защиту, реализовать принцип баланса интересов, закрепить на практике правовые позиции Конституционного Суда.

В Постановлении от 13 января 2020 г. № 1-П высший судебный орган указал, что Федеральный закон № 323-ФЗ не содержит положений, которые бы определяли после смерти пациента правовой режим доступа родственников к информации о состоянии его здоровья и медицинской документации, в частности супруга (супруги), близких родственников, а также лиц, указанных в информированном добровольном согласии пациента на медицинское вмешательство в качестве субъектов, которым в интересах пациента может быть передана информация о состоянии его здоровья (в информированном согласии должны быть указаны и объем сообщаемой информации, форма и сроки ее предоставления). Суд напомнил, что после принятия Определения КС РФ от 9 июня 2015 г. № 1275-О он высказывал свою позицию по данному вопросу в целях формирования устойчивой правоприменительной практики. Но этого не произошло.

«Пожелание суда» не сработало, потребовалось жесткое правовое регулирование. В отзывах на возражения государственных органов к жалобе я проанализировала имеющуюся судебную практику, неоднозначность которой также отмечали исследовавшие эти вопросы правоведы. Так вот, эта практика оказалась не только неустойчивой, а полностью противоречащей правовой позиции КС РФ.

Кроме того, я указала, что статистика обращений в правоохранительные органы по «медицинским делам» впечатляет: количество их растет, но из тысяч обращений лишь пара десятков влекут возбуждение уголовных дел. Всё это было мне известно потому, что я не раз участвовала в конференциях по данной проблематике, в том числе международных.

Я также обратила внимание на то, что законопроект № 925329-6 «О внесении изменений в Федеральный закон “Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации” по вопросу о предоставлении сведений, составляющих врачебную тайну, после смерти лица» предусматривал внесение изменений в п. 3 (дополнить подп. 3.1.) ст. 13 и дополнения (п. 6) в ст. 22 Закона. Этот законопроект не был поддержан Правительством Российской Федерации. Единственная неудавшаяся попытка, хотя за четыре года можно было внести соответствующие корректировки и уточнения.

Фактически Конституционный Суд полностью поддержал доводы жалобы, согласился с ними и проверил на предмет неэффективности сложившуюся правоприменительную практику.

Получилось, что два года труда по данному кейсу увенчались успехом не только для семьи Свечниковых, но и для всех граждан нашей страны – и пострадавших, и потенциальных жертв. Ряд норм Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (ч. 2, 3 ст. 13, п. 5 ч. 5 ст. 19 и ч. 1 ст. 20) признаны не соответствующими Конституции РФ в своей взаимосвязи.

Теперь любой гражданин при соблюдении условий, указанных Конституционным Судом (степень родства, указание лица умершим в информированном согласии на лечение, отсутствие запрета от пациента на разглашение врачебной тайны), может обратиться за получением медицинской информации умершего, руководствуясь данным Постановлением.

Конституционный Суд РФ своим решением по этой жалобе внес изменения в действующий законодательный порядок врачебной тайны, до принятия соответствующих поправок в Закон об охране здоровья граждан установил порядок, который применяется на территории нашей страны с 13 января 2020 г. Он отражен в п. 3 резолютивной части Постановления. Я очень надеюсь, что поправки в Закон будут полностью соответствовать Постановлению КС от 13 января 2020 г. № 1-П.

Я и мой отец считаем, что удалось решить системную проблему. Роль семьи определена государством одной из основных в современной России. Это действительно очень важно. Как и мы, Свечниковы уважают семейные ценности, память об умерших родственниках. Полагаю, что именно такие моральные принципы позволяют людям «идти до конца» и добиваться справедливости.

В конце разговора я бы хотела процитировать интервью Гадиса Абдуллаевича Гаджиева (судья Конституционного Суда РФ. – Ред.): «До 30 лет он [юрист. – Ред.] должен получить уверенные знания внутренней логики гражданского, уголовного, административного права. От 30 до 40 – постичь гораздо более сложное конституционное право, которое вбирает в себя не только национальную, но и общемировую правовую мудрость. Если он хочет добиться очень больших успехов, то после 50 лет должен идти еще выше. Следующий этаж – философия права. И тогда он сможет принимать более или менее осмысленные решения. Наши же судьи очень старательно поместили свое сознание в однокомнатную квартиру цивилистики». Я с этими словами согласна.

Справка
Екатерина БАТУРИНА – адвокат Адвокатской палаты г. Москвы.
Окончила Томский государственный университет по специальности «Юриспруденция». До получения статуса адвоката более 6 лет работала в судебной системе в должности помощника судьи районного, областного судов. Адвокат с 2012 г., осуществляет деятельность в форме адвокатского кабинета.
https://instagram.com/advokat_baturina?igshid=haw8e961h19h

Вопросы задавала Юлия Румянцева-Томашевич

---

Сергей УЧИТЕЛЬ: «В юриспруденции – как в хирургии: ты должен либо регулярно практиковаться, либо заканчивать с профессией»

Адвокат Сергей Учитель не нуждается в представлении. Более 20 лет он занимается урегулированием корпоративных конфликтов, защитой интересов кредиторов и должников в процедурах банкротства, а также проектами, связанными с экологией и недропользованием. Он сопровождал процедуры банкротства таких гигантов, как «Новокузнецкий алюминиевый завод» и «Тейское рудоуправление», участвовал в корпоративных спорах вокруг «Кузнецких ферросплавов», «МПО “Кузбасс”», «Кузбассуголь», «Холдинг Сибуглемет» и др. Является независимым экспертом по правовым вопросам «ОПОРЫ РОССИИ» и «Деловой России». При его участии разработаны стратегии комплексной правовой защиты в крупных спорах, разрешавшихся как в России, так и в зарубежных юрисдикциях. Сергей Учитель рекомендован рейтингами Сhambers Europe, Legal 500 EMEA, Forbes и Право.ru 300. «Коммерсантъ» признал его ведущим российским судебным юристом в области разрешения корпоративных споров и ведущим отраслевым российским юристом в металлургии и угледобыче. Новость о том, что Сергей Учитель покидает Коллегию адвокатов «Регионсервис», одну из крупнейших в России межрегиональных юридических компаний, сопредседателем которой он был на протяжении 20 лет, стала неожиданностью. Такой же неожиданностью оказалось его решение присоединиться к московскому офису Pen & Paper в качестве партнера и руководителя практики «Разрешение споров». В интервью Сергей Учитель рассказал «Российскому адвокату» о своих ожиданиях от этого сотрудничества, о важности человеческого общения между партнерами в бизнесе и о себе лично.

– Сергей Юрьевич, благодарю Вас за то, что согласились на интервью. В начале сентября стало известно о том, что Вы присоединились к команде Pen & Paper. Эта новость несколько неожиданная, ведь летом Вы сообщили, что собираетесь заняться частной практикой. С чем связано такое решение?

– На самом деле, отчасти это стало неожиданностью и для меня самого, поскольку, когда я принимал решение покинуть «Регионсервис», я, честно говоря, не планировал вести с кем-либо совместную практику. Но так получилось, что, можно сказать, мы – я и команда Pen & Paper – нашли друг друга. Плотно пообщавшись, мы поняли, что во многом похожи не только как юристы, но и как люди. Мы обнаружили, что у нас есть общие ценности и единое понимание принципов работы, вопросов построения бизнеса. Чем дольше мы общались, тем больше мне становилось понятно, что Pen & Paper – именно та, пожалуй, единственная команда, с которой я хотел бы совместно вести юридическую деятельность. Поэтому решение неожиданное, но не совсем спонтанное.

– Насколько я понимаю, присоединение к московскому офису Pen & Paper потребовало от Вас смены места жительства. Как Вас приняла столица и как Вы ощущаете себя в новой команде?

– Когда находишься с близкими по духу людьми (подчеркиваю: в первую очередь людьми, а не юристами), все остальные вопросы становятся вторичными. Так что чувствую я себя прекрасно. Когда у тебя есть человеческое общение, контакт, как сейчас модно говорить, химия, это, наверное, самое важное в работе, а в профессионализме команды Pen & Paper сомневаться не приходится.

Что же касается переезда, то и раньше у меня было достаточно много проектов и клиентов по всей России, в том числе в Москве, и это не стало для меня какой-то новинкой, чем-то неизведанным. Да, раньше больше времени я проводил в регионах, теперь больше времени буду проводить в столице.

– Своим собеседникам «Российский адвокат» традиционно задает вопрос о том, как они пришли в профессию. Как это было у Вас: была ли это мечта, может быть, случайность или семейная традиция?

– Это и не случайность, и не традиция. В семье у меня юристов никогда не было. Но начиная со старших классов я наметил для себя этот путь и готовился к поступлению на юридический факультет целенаправленно. Было большое желание найти себе применение именно в этой профессии, насколько тогда в силу своего возраста и мироощущения я мог ее воспринимать, насколько это было возможно в 1990-е годы.

– Ваша основная специализация – судебные споры в области корпоративного права, ценных бумаг и недействительность сделок. Вы получили известность благодаря не одному громкому процессу. Можете вспомнить самый сложный для Вас?

– На самом деле, все процессы, в которых я принимал участие за 20 лет работы, по-своему сложны и беспрецедентны. Поэтому я не могу выделить какое-то одно дело, которое было бы для меня знаковым и перевернуло бы мое мировоззрение как юриста. Уже сам факт моего погружения в какой-то вопрос подразумевает, что данный спор является уникальным в своей правовой составляющей.

Кроме того, я активно практикующий адвокат, т.е. не только был сопредседателем коллегии, но и регулярно как судебный юрист участвовал и сейчас участвую в заседаниях. И эта составляющая моей работы – одна из основных, потому что нельзя быть, образно говоря, оперирующим хирургом в теории: ты должен либо регулярно практиковаться, либо заканчивать с профессией. Не имея судебной практики, не понимая, что происходит «на острие», очень сложно быть хорошим специалистом в той сфере, которой я занимаюсь.

Во время карантина я часто ловил себя на мысли: поскольку суды закрыты, у меня нет необходимого количества именно судебной практики, и когда суды возобновили работу, мне, как спортсмену, пришлось какое-то время потратить на то, чтобы «войти в ритм», вспомнить и восстановить все те навыки, которые я использовал в «доковидный» период.

– Вы стояли у истоков первого в Кузбассе специализированного адвокатского образования – коллегии адвокатов «Регионсервис» и называете его своим детищем. Сегодня компания – признанный лидер в вопросах правовой защиты бизнеса. Расскажите, как всё началось и в чем, на Ваш взгляд, секрет успеха.

– Сама идея создания «Регионсервиса» возникла практически 20 лет назад – в ноябре будет юбилей. Тогда мы, еще выпускники Кемеровского госуниверситета, начинали заниматься отдельными проектами по сопровождению финансово-промышленных групп, которые в 1990-е активно «заходили» в Кемеровскую область.

Одним из таких первых проектов была работа на Кузнецком металлургическом комбинате. Осуществляя юридическое сопровождение его деятельности, мы представляли интересы собственника данного актива по другим предприятиям. Таким образом, у нас появилось желание создать что-то свое, обособленное, не в рамках одной организации, а в виде самостоятельной адвокатской структуры. Это желание совпало с интересами наших потенциальных клиентов, властей Кузбасса и тогда еще не адвокатской палаты, а Кемеровской областной коллегии адвокатов, председатель которой, М. Шапошников, поверил в нас и в нашу идею открытия первого в Кузбассе специализированного адвокатского бюро по сопровождению бизнеса. Одним словом, всё сложилось в один момент и предопределило наш стартовый успех.

Кузбасс всем известен как крупный промышленный регион, где большое количество металлургических, угольных и химических предприятий. В процессе нашей деятельности с конца 1990-х годов практически все знаковые корпоративные споры прошли через нашу компанию, и мы принимали в них активное участие, приобретая тот неоценимый опыт, которого не хватает молодым юристам, пытающимся сегодня заниматься тем же самым.

Получив этот опыт, мы заслужили доверие клиентов и приобрели репутацию профессионалов высочайшего уровня, которые могут решать любые задачи и с которыми можно вести проекты любого масштаба – не только регионального, но и федерального.

Безусловно, существует региональная специфика и в правоприменении, и в построении бизнеса, и не всегда даже крупные московские игроки способны ее учесть. Мы смогли это сделать, что как раз и стало одним из главных наших конкурентных преимуществ.

– 2020 год – юбилейный для многих успешных юридических фирм и адвокатских образований. Это в первую очередь говорит о том, что начало «нулевых» было благодатным временем для построения бизнеса на рынке юридических услуг. Как Вы считаете, сегодня начинать бизнес в этой сфере проще или сложнее? Изменились ли «правила игры»?

– Если мы говорим о карьерном дебюте молодых людей, то, безусловно, сегодня им гораздо сложнее добиться тех высот, которых достигли мои коллеги, стартовавшие в начале 2000-х годов.

20 лет назад правовая система только формировалась, появилась новая судебная власть, поменялась структура судов. Одним словом, нами правил ветер перемен. Многое было впервые не только для нас, но и для коллег, умудренных опытом. Мы были на одной стартовой площадке, и возможности у нас были одинаковые.

Сегодня наши бизнес и правовая система достаточно зрелые, и стартовые позиции для молодых юристов менее привлекательные, чем были тогда. Поэтому, если говорить об успешном юридическом стартапе сегодня, то, на мой взгляд, это маловероятно. Только если этот стартап будет организован посредством выделения из какой-то крупной фирмы команды юристов, которые создадут «юридический бутик».

Но это касается и других видов бизнеса. Любой предприниматель скажет, что тогда было время возможностей, а сегодня у молодых специалистов, желающих начать свое дело, не такие широкие перспективы.

– Как Вы считаете, может ли несколько уравнять эти «стартовые позиции» пандемия COVID-19, которая дала мощный толчок к цифровизации правосудия, заставила адвокатов и юристов по-новому выстраивать отношения с доверителями, а адвокатские образования и юридические фирмы – искать другие подходы к продвижению бизнеса?

– Как раз наоборот. В условиях пандемии, когда бизнес старается минимизировать свои расходы, в том числе на внешних консультантов, преимущество получат в первую очередь те фирмы и адвокаты, у которых уже есть сложившаяся репутация и которые могут не только предложить добавленную ценность своей юридической услуги, но и одновременно сохранить высокий клиентский сервис даже в дистанционном режиме. Сегодня как никогда клиенты не готовы экспериментировать и при выборе юриста или адвоката отдают предпочтение уже проверенным и зарекомендовавшим себя специалистам.

– Что касается лично Вас, то в свете нынешних изменений ощущаете ли Вы себя на пороге совершенно нового этапа в жизни? Если да, то какие ожидания с ним связываете?

– Когда ты 20 лет отработал в одной компании, взрастил ее, уход из нее – это в любом случае, конечно, новый этап. А значит, новые горизонты, прежде всего профессиональные (как для практикующего юриста, так и для партнера в бизнесе), новые цели, новые задачи, вероятно, более высокие. Не поставив для себя новых планок, не имеет смысла дальше заниматься юриспруденцией. Должен быть мотив. За 20 лет мне удалось и многого достигнуть, и многое повидать, поэтому для дальнейшего движения должен быть серьезный раздражитель.

– Готовясь к интервью, я изучала Ваши аккаунты в соцсетях, и у меня возникло ощущение, что Вы закрытый человек, который не афиширует подробности личной жизни. Расскажите читателям, кто Вы за пределами офиса и зала суда.

– Мое главное правило – разделять работу и семью. Должен быть некий «водораздел»: если дома будет обсуждаться работа и наоборот, ни к чему хорошему это не приведет. Это и позволяет мне, с одной стороны, успешно заниматься профессиональной деятельностью, а с другой – быть обычным человеком, у которого есть свои желания, хобби и увлечения.

Я люблю спорт. Еще до поступления в вуз я 10 лет профессионально занимался хоккеем. Регулярно уделяю время фитнесу и сейчас, это уже вошло в привычку. Пока из-за карантина были закрыты тренажерные залы, я чувствовал, что мне их не хватает.

Новое (а точнее, хорошо забытое старое) мое увлечение – это собаки. Когда я учился в школе, у меня был домашний питомец, а сейчас мы с собакой регулярно участвуем в выставках, даже готовились поехать на чемпионат мира в Мадрид в апреле. В прошлом году мы выиграли чемпионат России, т.е. у нас один из лучших представителей своей породы (бишон фризе. – Прим. ред.). Мне нравится сам процесс участия в выставках, подготовки к ним, здесь также присутствует соревновательный дух. Конечно, не я лично участвую и готовлю – для этого есть профессиональные люди, но для меня это некоторая отдушина, которая позволяет абстрагироваться от рабочих будней.

– Давайте перейдем к блицу. Вы «сова» или «жаворонок»?

– И то, и другое.

– Что предпочитаете: чай или кофе?

– Кофе.

– Костюм: деловой или спортивный?

– Деловой.

– Пять качеств успешного юриста…

– Профессионализм, честность перед собой и доверителем, умение признавать ошибки, самосовершенствоваться, никогда не останавливаться на достигнутом.

– Если не адвокатура, то…

– …собаки.

– Если представить, что судебный процесс – это хоккейный матч, какую роль Вы отведете в нем себе?

– Забивной центральный нападающий с хорошим видением площадки и поставленным броском, но ставящий интересы партнеров и команды выше личных статистических показателей и не чурающийся черновой работы в защите собственных ворот.

Беседовала Юлия РУМЯНЦЕВА-ТОМАШЕВИЧ