Опасность эпидемии
О рисках адвоката при избрании доверителем позиции, не связанной с категорическим отрицанием вины
Адвокат формирует позицию по делу, исходя из его тактических перспектив, руководствуясь своим профессиональным опытом и интуицией, основываясь на тех сведениях, которые ему сообщает доверитель.
Но если доверитель что-то скрыл от своего представителя или меняет под воздействием неких факторов свою позицию, свое отношение к адвокату, то для последнего могут настать сложные времена.
Метод умаления профессиональных качеств адвоката, применяемый для того, чтобы бросить тень на собранные с его участием доказательства, становится «народным ноу-хау».
Сегодня любой адвокат, не посоветовавший подзащитному занять радикальную позицию противостояния обвинению (назовем это так), может оказаться под ударом вполне себе объединившихся сил. Причем оказаться в одиночку. И испытывать трудности даже с попыткой защитить свое профессиональное имя. Этому есть целый ряд причин.
Во-первых, это исконная традиция адвокатуры – «не навреди»: тебя уже порочат, но приговор твоему подзащитному еще не вынесен, или не вступил в силу, или скоро будет обжалован.
Во-вторых, нужна непонятно какая «экспертиза», чтобы решить, кто на самом деле прав, а скорее всего, ее вообще быть не может. Приговор суда в этом профессиональном споре считать показателем не принято.
В-третьих, неочевидна позиция адвокатского сообщества по таким вопросам, как применение названного метода одними адвокатами в отношении других и пределы «допустимой самообороны» в этом случае. Традиционно считается, что в этих нюансах профессиональной деятельности адвокат должен разбираться сам. Даже если против него ополчились общественные объединения и средства массовой информации.
Между тем, как мне видится, проблема начинает приобретать системный характер.
Первое. Адвокат является независимым профессиональным советником по правовым вопросам. Но может утратить независимость и будет вынужден обменять свой профессионализм на формализм, если в итоге сочтет, что ему, невзирая на благо для подзащитного, спокойнее избирать радикальную позицию вплоть до «тупого отрицалова».
Не к этому ли подталкивают нас радикальные силы? Если все адвокаты будут страдать пороком воли и всем начнет управлять «общественное мнение», то не приведет ли это в итоге к тому, чего некоторые очень желают, – конфликту адвокатуры с судебной системой и дискредитации адвокатской деятельности?
Второе. До принятия Закона об адвокатской деятельности 2002 года дисциплинарную практику нельзя было назвать повсеместной, а главное – она не была облечена в процедурные формы высокого уровня, какие существуют сегодня.
Кроме того, вопросы адвокатуры достаточно долго не были на острие общественного внимания и лишь в связи с начавшимися разговорами об адвокатской монополии, увы, получили его. Поэтому попытки использовать дисциплинарную практику в процессуальных целях, хотя и могли появляться после принятия Закона об адвокатуре, популяризировались разве что в следственных изоляторах «из уст в уста».
Сегодня возможность квалификационной комиссии устанавливать ненадлежащий характер оказанной доверителю помощи начинают использовать сами адвокаты, принадлежащие к разным, так сказать, стратам, что в скором времени может приобрести характер эпидемии.
Если явление станет массовым, возникают риски для судебной системы. По факту у адвокатуры как института появляется новый вид ответственности, ведь от того, насколько «надлежащей» была оказанная юридическая помощь, насколько непорочны доказательства, полученные с участием адвоката, зависит законность судебного акта.
Тут возможны два варианта событий: адвокатское сообщество осознаёт системную связь решений советов адвокатских палат с актами отправления правосудия или отрицает эту связь.
Если осознаёт, то для собственного блага уточняет границы своей ответственности и борется за единообразное их понимание. Я согласен, что компетенция адвокатского сообщества ограничивается лишь вопросами профессиональной этики. Проблема в том, что вопросы процессуального характера от вопросов этики оторвать можно далеко не всегда, тем более если речь идет о том, насколько квалифицированной была оказанная адвокатом помощь.
Если сообщество эту связь отрицает (а может быть, и вовсе без оглядки на адвокатское сообщество), то судебная власть вынуждена вырабатывать самостоятельный взгляд на те же самые вопросы, вследствие чего оценка одних и тех же обстоятельств может оказаться различной. Вполне могу представить себе ситуацию, когда привлечение адвоката к дисциплинарной ответственности означает более чем прямой намек на порочность доказательства, полученного с его участием, тогда как судебным актом установлено всё с точностью до наоборот.
У меня нет готовых рецептов. И уж тем более я не говорю о том, что адвокатскому сообществу нужно самоустраниться от решения вопросов качества оказанной адвокатом помощи, как это было в эпоху существования альтернативной адвокатуры.
Тем не менее новые времена таят в себе новые вызовы, которые нужно постараться заранее обсудить, чтобы выработать меры профилактики вреда здоровью адвокатского сообщества.