Банки и клиенты: непростое партнерство

Статья опытного эксперта в сфере правового регулирования финансово-кредитных отношений Юлии СЕВАСТЬЯНОВОЙ о нюансах взаимодействия банков и клиентов – физических лиц

Юлия СЕВАСТЬЯНОВА

СЕВАСТЬЯНОВА Юлия Владимировна – кандидат юридических наук, постоянный автор официального издания Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации «Адвокатская газета». Имеет несколько сотен публикаций по проблемам финансово-кредитных отношений и защиты прав предпринимателей.
Имеет многолетний опыт активной преподавательской деятельности (кафедра гражданско-правовых дисциплин РАНХиГС, Волгоградский филиал) и ведения адвокатской практики (Адвокатская палата Волгоградской области). 

Банковская система как один из столпов капитализма и капиталистических отношений имеет древнюю историю. Становление и поступательное развитие российских кредитных учреждений в условиях стабильных рыночно-финансовых отношений последних десятилетий существования Российской империи были прерваны революцией 1917 года и уже не присутствовали в жизни нашей страны во времена социализма. Компенсация упущенных возможностей началась лишь в 90-е годы ХХ века, которые ознаменовались настоящим банковским бумом. Времена «финансового Эльдорадо» характеризовались как легкостью создания финансово-кредитных организаций, так и возможностью получения сверхприбыли за счет минимизации вмешательства государства в указанную область предпринимательских отношений.

К сожалению, в то время некоторые кредитные учреждения больше походили на «обнальные конторы», обеспечивающие интересы организованных преступных групп (ОПГ), «братвы», а также иных игроков откровенно преступного типа. Своеобразные экономические условия отразились и на правовом статусе потребителей, которые не рассматривались в качестве субъектов, требующих повышенной правовой защиты в их отношениях с сильными профессиональными кредиторами. К счастью, сегодня три базовых финансовых направления (привлечение денег во вклады, расчетно-кассовое обслуживание, кредитование) охватываются потребительскими гарантиями. Но так было не всегда.

Одним из первых звоночков, заставивших юридическое сообщество страны задуматься о необходимости выработки особого подхода к клиентам – физическим лицам, стали споры вкладчиков и Сбербанка России по поводу законности снижения процентной ставки по целевым детским вкладам. Напомню историю вопроса.

В начале 90-х Сбербанк разработал «сногсшибательный продукт» в сфере банковских вкладов, суливший клиентам до 190% годовых: вклад открывался на имя несовершеннолетнего ребенка, а деньги должны были находиться на депозите не менее 10 лет. Многие вкладчики прельстились подобной возможностью. Однако в процессе исполнения договора Сбербанк в одностороннем порядке снизил процентную ставку до 16% годовых. Вспыхнула судебная борьба между вкладчиками и кредитной организацией относительно законности изменения Сбербанком процентной ставки. Пожалуй, именно тогда наиболее остро встал вопрос о соотношении прав клиентов и кредитных организаций.  

Конституционный Суд Российской Федерации 23 февраля 1999 года принял эпохальное постановление № 4-П, в котором указал: граждане как экономически слабая сторона в финансово-кредитных правоотношениях нуждаются в особой защите своих прав, что влечет необходимость соответствующего правового ограничения свободы договора для другой стороны соответствующих соглашений, т.е. для банков. Хотя судебный акт КС РФ затрагивал интересы исключительно вкладчиков, в дальнейшем он активно использовался при обосновании необходимости повышения правовой защищенности и иных категорий банковских клиентов – физических лиц.

Если Конституционный Суд РФ, принимая данный документ, действовал стратегически, закладывая таким образом правовой фундамент, на котором в дальнейшем многие десятилетия основывалось всё законодательство, рассматривающее физических лиц как уязвимых субъектов в отношениях с профессиональными кредиторами, то Верховный Суд РФ, разрешая индивидуальные дела по спорам вкладчиков и Сбербанка, скорее всего, руководствовался сиюминутными экономическими интересами государства. Так, в Обзоре законодательства и судебной практики Верховного Суда РФ за четвертый квартал 2003 года (утвержден постановлением Президиума ВС РФ от 07 апреля 2004 года) было отмечено, что  запрет на одностороннее изменение банками процентных ставок по срочным договорам банковского вклада введен п. 3 ст. 838 Гражданского кодекса Российской Федерации (ст. 838 ГК РФ входит в часть вторую Гражданского кодекса, вступившую в силу с 1 марта 1996 года). Поэтому по срочным договорам банковского вклада, заключенным с гражданами после 1 марта 1996 года, в том числе и по детским целевым вкладам, банки были уже не вправе уменьшать размер процентов даже в тех случаях, когда условия об одностороннем уменьшении банком размера процентов были включены в договоры банков с гражданами-вкладчиками. Такие условия на основании ч. 3 ст. 838 и ст. 168 ГК РФ были признаны ничтожными.

Что же касается договоров по детским целевым вкладам, заключенных до 1 марта 1996 года, то такое уменьшение было признано возможным и после этой даты, если условие о возможности уменьшения банком процентной ставки по договору детского целевого вклада содержалось в конкретном договоре и вкладчик был ознакомлен с этим условием в надлежащем порядке, поскольку на период заключения этих договоров действовавшим законодательством банку предоставлялась возможность устанавливать в соглашении пункт о понижении процентной ставки. Таким образом, это условие на основании положений ст. 422 ГК РФ сохранило силу и после установления законодателем иных обязательных для сторон правил.

Используя  обозначенные выше выводы, российские суды общей юрисдикции стали отказывать вкладчикам в удовлетворении исков об оспаривании действий Сбербанка по одностороннему уменьшению процентной ставки по вкладам. Несмотря на то что репутация главного банка страны, а также судов общей юрисдикции была из-за этого несколько подмочена, в дальнейшем законодатель всё же уделил значительное внимание интересам вкладчиков: внедрил систему государственного страхования вкладов, распространил на данные отношения законодательство о защите прав потребителей, прописал запрет на одностороннее ухудшение условий депозитного договора,  заключенного банком с физическим лицом. В результате договор банковского вклада стал одним из самых надежных консервативных инструментов розничного инвестирования.  При этом нельзя не учитывать, что бурное развитие цифровой экономики привнесло в жизнь вкладчиков новые риски: утрата денег в результате кибермошенничества, невозможность получения страхового возмещения в случае отнесения вклада к «зареестровому», невыдача денег со вклада вследствие ошибки в работе программного обеспечения, недобросовестное манипулирование профессиональными участниками финансовых экосистем информацией о вкладах и вкладчиках и т.д.

Далеко не всегда отечественные законодатель и правоприменитель в новых цифровых реалиях  успевают должным образом реагировать на правовые вызовы. Кроме того, за последнее десятилетие в особую группу клиентов  выделился класс состоятельных вкладчиков. Если западные юрисдикции имеют давний опыт финансового и правового обеспечения интересов миллионеров и миллиардеров, то в России некоторые судебные споры с участием статусных контрагентов кредитных учреждений по степени напряженности и непредсказуемости развязки ничем не уступают самым жестким голливудским триллерам. При этом нередко правоприменитель не занимает в разворачивающихся конфликтах сторону банковских VIP-клиентов, часто снимая с них потребительский правовой «покров», традиционно действующий в отношении физических лиц. Логика проста: если условия вклада разрабатываются под клиента индивидуально, то такой продукт не может считаться публичным договором, а сам инвестор не должен рассматриваться в качестве экономически слабого – он ведь настолько могуществен, что способен диктовать свою волю профессиональной финансовой организации. Одним словом, в области отношений в сфере банковских вкладов законодатель и правоприменитель находятся в стадии осмысления правовых вызовов новой цифровой реальности и последствий имущественного расслоения розничных инвесторов. 

Если мы обратимся ко второму традиционному направлению банковской деятельности – расчетно-кассовому обслуживанию, то правовые тенденции в данной области правоотношений близки к трендам депозитного сопровождения. С одной стороны, сильная потребительская защита для физических лиц, в том числе распространение системы государственного страхования вкладов на их текущие счета, а с другой – уязвимость субъектов предпринимательской деятельности перед действиями банка по одностороннему изменению условий обслуживания. Наверное, среди позитивных тенденций для предпринимателей можно назвать распространение гарантий государственной системы страхования вкладов на счета ИП и так называемых малых предприятий. 

Негативный тренд связан с тем, что кредитным организациям делегированы широчайшие полномочия в области «антиотмывочного регулирования»: блокировка платежей, одностороннее закрытие счетов, внесение в «черные списки», безакцептное списание драконовских комиссий за обслуживание. К счастью, Верховный Суд РФ в последнее время стал демонстрировать проклиентский подход, подвергая правовому остракизму практику взимания «заградительных» комиссий. Полагаю, что многие «антиотмывочные» (по сути, карательные) банковские меры должны быть пересмотрены, поскольку зачастую необоснованно ограничивают деятельность  добросовестных клиентов.

При этом Банк России работает над созданием единой платформы по проверке клиентов по принципу «светофора», по крайней мере «Светофор» – это неофициальное название создаваемой регулятором платформы. Предполагалось, что  клиенты в «красной зоне» – рискованные игроки, в «желтой» – сомнительные, а контрагенты из «зеленой зоны» могут «спать спокойно». Однако законопроект №1064272-7 был отозван из Государственной Думы РФ.

20 февраля 2021 года в ГД РФ был внесен новый законопроект №1116371-7, который уже получил критический отзыв Правового управления. Это свидетельствует о том, что реформа «антиотмывочной» области общественных отношений не обещает быть быстрой. Банковским клиентам стоит посоветовать запастись терпением и дружбой с грамотными адвокатами. 

Непростым направлением остается банковское кредитование. Казалось бы, заемщики – физические лица в российском правовом пространстве защищены от произвола кредиторов целым рядом специализированных нормативно-правовых и правоприменительных актов: Федеральным законом от 21 декабря 2013 года № 353 ФЗ «О потребительском кредите (займе)», Федеральным законом № 395-1 «О банках и банковской деятельности» от 2 декабря 1991 года, Федеральным законом от 3 июля 2016 года № 230 ФЗ «О защите прав и законных интересов физических лиц при осуществлении деятельности по возврату просроченной задолженности…», утвержденным Президиумом Верховного Суда РФ 27 сентября 2017 года «Обзором судебной практики по делам, связанным с защитой прав потребителей финансовых услуг» и многими другими.

Между тем львиная доля жалоб граждан касается именно сферы кредитования. Что там говорить, россияне периодически заявляют о проблеме незащищенности должников в отношениях с кредитными организациями на международном уровне. Вспомним поджог дверей Банка Франции российским художником-акционистом Петром Павленским, который сравнил данное учреждение с современной Бастилией. 

Безусловно, российские законодатель и судебные органы делают многое для минимизации рисков должников. Однако большая часть правовых гарантий распространяются на потребительское кредитование, субъекты же предпринимательской деятельности оказываются вне зоны их действия, поскольку подчинены принципу свободы договора. Мы прекрасно понимаем, что кредитное учреждение непременно воспользуется сильным экономическим статусом, установив в договоре режим наибольшего благоприятствования в ущерб интересам менее влиятельного контрагента. Как показывает практика, оспорить условия займа в рамках отношений бизнес-кредитования практически невозможно. 

При этом одной из глобальных проблем в области банковского кредитования является сложность доступа к кредитным ресурсам. Часто заемщики ошибочно полагают, что полностью соответствуют требованиям профессионального кредитора, но в итоге получают отказ от заключения с ним кредитного договора. Законодатель и правоприменитель непреклонны: заставить банк заключить кредитный договор нельзя, невозможно даже узнать о причинах отказа от предоставления тебе кредита. Причем подобной логикой руководствовался даже либеральный Высший Арбитражный Суд РФ. Так, в п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13 сентября 2011 года № 147 «Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с применением положений Гражданского кодекса Российской Федерации о кредитном договоре» отмечено, что кредитный договор не может быть отнесен к числу публичных договоров. Из нормативных актов не вытекает обязанности банка заключить с желающим стать заемщиком лицом кредитный договор. 

Конституционный Суд Российской Федерации в середине 2020 года проанализировал обоснованность немотивированного отказа от заключения потребительского кредита. В определении от 29 сентября 2020 года N 2192-О КС РФ отметил, что право кредитора по результатам рассмотрения заявления о предоставлении потребительского кредита (займа) отказать заемщику в заключении такого договора без объяснения причин обеспечивает в том числе сохранение конфиденциальности методик, позволяющих кредитным организациям провести необходимую проверку обращающихся за предоставлением потребительского кредита (займа) лиц и тем самым снизить риск невозврата денежных средств, а также достижение публичных интересов, направленных, в частности, на предупреждение, выявление и пресечение деяний, связанных с легализацией (отмыванием) доходов, полученных преступным путем, и финансированием терроризма.

27 октября 2020 года Народным Хуралом Республики Калмыкия в ГД РФ был внесен законопроект № 1045211-7. В документе содержалось положение, обязывающее кредитора предоставлять потенциальному заемщику мотивированное объяснение причин отказа от заключения кредитного договора (договора займа). 6 апреля 2021 года этот важный законопроект не смог пройти даже первое чтение – был Государственной Думой отклонен.

Полагаю, что  незнание должником причин отказа является одним из столпов, на котором держится «произвол» финансистов. Если кредитор на законных основаниях без объяснения причин отказывается от заключения заемного обязательства, то оспорить его действия практически невозможно. Следовательно, на стадии одобрения кредита заемщик готов подписать любой документ (о дополнительных комиссиях и услугах, о возможности произвольного увеличения  процентной ставки и т.д.), лишь бы получить денежные средства.  В связи с этим законодателю и правоприменителю стоит пересмотреть подход, легализующий  бесправие должника на стадии заключения кредитного договора. Проблема доступа к информации о причинах отказа от заключения кредитного договора является крайне важной, поскольку в более развитых западных правопорядках должники столкнулись с тем, что такие отказы бывают вызваны даже особенностями их генома. Так, доктор юридических наук Елена Евгеньевна Богданова в лекции «Геном и право: цивилистический аспект»¹  приводит пример, когда клиент получает отказ от заключения договора страхования или займа в связи с наличием риска развития наследственного заболевания, информация о котором была получена финансистами в связи с доступом к сведениям о геноме индивида. Подобные отказы могут быть оспорены в суде, но для этого клиент должен иметь доступ к информации о причинах отказа от заключения с ним банком договора. 

Рассуждая о перспективах правового сопровождения банковского клиента в рамках кредитования, следует акцентировать внимание на рисках цифровизации, в первую очередь связанных с возможностью доступа мошенников к юридически важной информации, знания о которой могут помочь преступникам оформить кредит без воли заемщика. В частности, до сих пор не решен вопрос об эффективном  способе гражданско-правовой защиты должника. Так, в п. 6 «Обзора судебной практики по делам, связанным с защитой прав потребителей финансовых услуг» отмечено, что если кредитный договор от имени заемщика заключен третьими лицами мошенническим путем, то является ошибочным применение к спорным отношениям положений Закона о защите прав потребителей. В п. 6 Обзора судебной практики за 1 квартал 2019 года ВС РФ зафиксировал, что кредитный договор, заключенный в результате мошеннических действий, является недействительной (ничтожной) сделкой. 

В результате непродуманного регулирования складывается ситуация, когда в отношении потерпевшего от мошенничества не действует потребительская защита. Между тем данный индивид находится в куда более уязвимом положении, чем обычный заемщик, который хотя бы получил кредитные средства. Обманутый должник, как правило, никогда не держал в руках заемные финансы, но обременен юридической обязанностью погашения фактически чужого долга.

Подводя итог, хочется отметить, что банковское правовое регулирование  в России динамично развивается.  Будем надеяться, что соблюдение прав клиентов кредитных организаций останется одним из его приоритетных направлений. Сдержанный оптимизм автора основан в том числе и на том, что в январе 2017 года Банк России вступил  в Международную организацию по защите прав потребителей финансовых услуг (International Financial Consumer Protection Organization, FinCoNet), которая аккумулирует и продвигает передовые международные практики в области защиты прав потребителей финансовых услуг.

[1] https://lfacademy.ru/course/2128280