О НЕРАВНОПРАВИИ ЗАЩИТЫ И ОБВИНЕНИЯ ПРИ ПРОДЛЕНИИ СРОКОВ СОДЕРЖАНИЯ ПОД СТРАЖЕЙ

Олег Валерьевич Матюнин, адвокат, управляющий партнер Адвокатского бюро г. Москвы «Матюнины и Партнеры», председатель комиссии Гильдии российских адвокатов по защите и безопасности бизнеса предлагает меры совершенствования уголовно-процессуального законодательства в части сокращения сроков применения меры пресечения в виде содержания под стражей, в том числе в связи с длительностью производства судебных экспертиз.

Постановка проблемы

Более пяти лет я специализируюсь на оказании юридической помощи подозреваемым и обвиняемым по делам о ненасильственных экономических и должностных преступлениях. Работаю с руководителями и собственниками предприятий, высокопоставленными государственными служащими. В сумме за все годы практики это несколько сотен доверителей, в отношении которых велось следствие. Многие находились под домашним арестом, под стражей. Ситуация, когда заключение под стражу первая и единственная мера пресечения, не редкость. Сейчас от нее более-менее защищены предприниматели по ряду выделенных статей УК РФ, например, по 199-й, но достаточно просто ее избирают по другим ненасильственным преступлениям, следствие по которым ведется как в отношении предпринимателей, директоров, учредителей хозяйственных обществ, так и в отношении чиновников. Достаточно стать обвиняемым в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. Например, во взяточничестве (ст.ст. 290, 291, 291.1 УК РФ). Категория преступления — центральный аргумент органов следствия, который несложно усилить двумя-тремя другими аргументами.

И суд соглашается — избирает заключение под стражу, продлевает его сроки.

         Проблема в том, что продление сроков предварительного следствия и содержания под стражей зачастую происходит в судах автоматически, без детального изучения обстоятельств расследования. Как следователь напишет в постановлении о возбуждении ходатайства, так суд и решит.

         Следователь, обладая процессуальной самостоятельностью, вмешаться в которую не позволено даже прокурору, исключительно сам решает, какие особенности расследования подсветить в своем ходатайстве, а о каких умолчать.

Положение следователя в этом смысле беспроигрышное.

         Объективные, измеряемые характеристики проделанной оперативно-следственной работы используются в постановлениях следователей о возбуждении ходатайств весьма дозировано. Например, кратко, одним предложением, сообщается о работе, проведенной с момента последнего продления, затем следователь может добавить, что не все свидетели допрошены, не все экспертизы назначены, не все документы изъяты. Из подобных формулировок никто, включая судей, не сможет понять, сколько же еще надо допросить свидетелей, назначить экспертиз и изъять документов? Судью, обычно, не интересуют ответы: достаточно общих фраз.

         Обосновывая необходимость продления срока содержания под стражей на начальных этапах следствия, следователь утверждает, что формирование доказательственной базы не окончено, впереди много допросов, изъятий документов и предметов, экспертиз, а обвиняемый может повлиять на свидетелей, экспертов и уничтожить доказательства, и такая аргументация засчитывается судом. Ближе к окончанию расследования, заявляя перед судом ходатайство об очередном продлении, следователь поясняет, что-теперь-то заключенного точно никак нельзя отпускать, потому что впереди уточнение и перепредъявление обвинения, а также выполнение требований статьи 217 УПК РФ. И такая аргументация тоже приемлема для суда независимо от того, кто в роли обвиняемого — мужчина или женщина, человек молодой или не очень, абсолютно здоровый или с болезнями, требующими обследования и лечения, главное — что болезни эти не из перечня препятствующих содержанию под стражей.

Есть и другие проблемные моменты, которых коснусь ниже.

Таким образом, продление сроков следствия и содержания под стражей превратилось у нас в достаточно «простой», быстрый и поверхностный этап.   

         К вопросу о сложности и длительности судебных экспертиз

         Мой опыт защиты по уголовным делам показывает, что, когда следователь обосновывает перед судом ходатайства о продлении сроков следствия и содержания под стражей, ему достаточно написать в постановлении, что все или отдельные экспертизы еще не завершены, что они сложные, их много, либо они все или некоторые из них еще не назначены. В решениях судов по ходатайствам вы не найдете по этому вопросу детального разбора: суды не выясняют, почему вдруг возникли затруднения с экспертизами, почему эти процессуальные действия занимают больше отведенного времени. Следователю верят на слово.

         Должно быть так? Думаю, нет. Суд не должен самоустраняться от решения возложенных на него задач, копируя постановление следователя о возбуждении соответствующего ходатайства.

На продолжительность экспертизы влияют три группы факторов:

• зависящие от органа расследования (своевременное, преждевременное или запоздалое принятие решения о назначении экспертизы, дата передачи материалов экспертному учреждению, комплектность передаваемых материалов);
• зависящие от экспертного учреждения (время, потраченное руководителем учреждения на первичную оценку и распределение материалов конкретному эксперту, наличие свободных экспертов, их компетентность, профессиональные качества, дисциплинированность, выбор методики исследования, определяющий время, необходимое на экспертизу);
• зависящие от объективных обстоятельств (характеристики и объем материалов, требующих исследования; рабочие характеристики (в том числе пропускная способность) используемых при исследовании инструментов, оборудования и материалов; количество и содержание поставленных вопросов; время, объективное необходимое для получения ответов).

Существует и другая проблема, возникающая до направления следователем постановления о возбуждении ходатайства в суд. Это необеспечение состязательности сторон на стадии назначения экспертиз, а также при получении экспертных заключений.

В момент вынесения постановления о назначении той или иной экспертизы (например, экспертизы изъятых документов) вариантом нормы на практике считается не ставить обвиняемого и его адвоката в известность, хотя пунктами 1–5 ч. 1 ст. 198 УПК РФ стороне защиты предоставлены весьма ценные и важные права, которыми можно эффективно воспользоваться только в момент назначения экспертизы и никак позднее.

         Защитник и обвиняемый остаются в неведении не только в отношении того, когда, какая экспертиза была назначена, где и кто ее будет проводить, какие поставлены вопросы.  Они не знают результатов. Можно возразить: ведь существуют положения части 1 статьи 206 УПК РФ, в соответствии с которыми заключение эксперта предъявляется следователем обвиняемому, его защитнику, которым разъясняется право ходатайствовать о назначении дополнительной либо повторной судебной экспертизы. Да, существуют, но, оказывается, их тоже можно не соблюдать.

         Когда адвокат, узнав о назначенных когда-то экспертизах, направляет жалобу в прокуратуру о том, что при назначении экспертизы ни его, ни обвиняемого в известность не поставили, частью 1 статьи 198 УПК РФ воспользоваться не дали, а итоги экспертизы до сих пор не известны и (или) не предъявлены, прокуратура может ответить отказом по всем пунктам, приводя, как было в моей практике, следующие аргументы:

1) давать следователю обязательные к исполнению указания и определять ход расследования прокуратура не уполномочена;

2) отдельных сроков для ознакомления с постановлением о назначении судебной экспертизы и заключением эксперта УПК РФ не содержит;

3) со всеми материалами уголовного дела можно ознакомиться в порядке статьи 217 УПК РФ после того, когда расследование будет завершено.

         Таким образом, в том числе по причине надзорной слабости прокуратуры, сторона защиты де факто лишается возможности участвовать в процессах назначения и производства судебных экспертиз в режиме состязательности сторон.

         А ведь именно сторона защита в силу своего положения способна максимально быстро и обоснованно «подсвечивать» недостатки экспертной линии расследования, тем самым побуждать следователя к более вдумчивой подготовке материалов для исследований, грамотной и полной постановке вопросов, своевременному назначению экспертиз, передаче материалов экспертному учреждению. Именно сторона защиты своим интеллектуальным трудом и процессуальной активностью призвана сформировать пакет документов (ходатайства, жалобы, письменные замечания и заявления), которые суд, рассматривающий ходатайства о продлении сроков следствия и содержания под стражей, сможет учитывать и принимать во внимание прежде, чем вынести постановление о продлении.

         Поэтому первым шагом к сокращению сроков предварительного заключения, в том числе в связи с длительностью сроков производства судебных экспертиз, должно стать искоренение практики несвоевременного информирования стороны защиты о назначении и результатах экспертиз. Очевидна не только ошибочность, но и пагубность позиции, согласно которой, если в УПК РФ специальных сроков не установлено, а по окончании расследования всё равно придётся знакомить защиту со всеми материалами дела, то и торопиться выполнять статьи 198 и 206 УПК РФ не стоит.

Что можно сделать?

1. Закрепить в статьях 198 и 206 УПК РФ порядок и сроки предъявления постановления о назначении экспертизы и заключения эксперта.

2. Рекомендовать разработку совместных указаний Генеральной прокуратуры РФ, МВД РФ, Следственного комитета РФ и Минюста РФ, в которых установить необходимость усиления прокурорского надзора за порядком назначения и производства экспертиз, подчеркнуть важность применения и строго исполнения мер прокурорского реагирования.

Это позволит: 

• существенно поднять качество планирования расследования;
• обеспечить полноту и своевременность реализации процессуальных прав подозреваемого, обвиняемого и защитника на досудебных стадиях;
• вернуть элементы состязательности в уголовный процесс.

3. Предлагаю также выработать юридические критерии сложности и длительности производства судебных экспертиз, обязательные для учета следователями и судами при решении вопроса о правомерности продления срока следствия и срока содержания под стражей. На практике часто указывают на сложность экспертиз, однако почему именно назначенные экспертизы сложные, в чём их сложность состоит, почему и насколько длительные — всё перечисленное остаётся за рамками постановления следователя и последующего судебного решения.

         Мне могут возразить, указав, что действующие порядки производства экспертиз, установленные приказами МВД и Минюста РФ, содержат нормы о сроках производства экспертиз, в которых упоминаются обстоятельства, влияющие на их продолжительность. Однако, на мой взгляд, написанного в п. 12 Инструкции по организации производства судебных экспертиз в экспертно-криминалистических подразделениях органов внутренних дел РФ, а также в п. п. 14, 15 Инструкции по организации производства судебных экспертиз в федеральных бюджетных судебно-экспертных учреждениях Минюста РФ явно недостаточно. На них при обосновании ходатайств не ссылаются.

         Таким образом, есть смысл органам государственной власти, которым подведомственны судебные экспертные учреждения, разработать и официально утвердить подзаконными нормативными правовыми актами классификации, наглядно показывающие, какие каждому виду экспертиз соотнесены сроки их производства и какие факторы влияют на увеличение сроков. Только в рамках подобных классификаций можно определить сложность каждой экспертизы. Иначе критерии «сложность» и «длительность» так и останутся оценочными понятиями.

4. Аргумент о сложности и длительности исследования специалиста может использоваться следователем в его ходатайстве с тем же успехом, что и аналогичный аргумент об экспертизах. Учитывая, что при назначении исследования специалиста следователь не должен обеспечивать стороне защиты реализацию прав, предусмотренных при назначении и производстве экспертизы, предлагаю обсудить вопросы о:

• распространении соответствующих положений статей 198 и 206 УПК РФ на случаи назначения и проведения исследования специалиста,
• разработке к наиболее распространенным видам исследований специалиста собственных критериев сложности и длительности.

К вопросу о других проблемах, возникающих при продлении сроков расследования и предварительного заключения

Предлагаю вашему вниманию характеристику других типичных проблем:

1. При оценке аргументации следователя суды не обращают внимания на факт ведения расследования следственной группой. Он особенно интересен в случаях, когда в приложенных к постановлению следователя материалах содержатся копии процессуальных документов, подписанных только одним или максимум двумя следователями, при том, что в состав следственной группы в среднем может входить 7 – 9 следователей. Поэтому если объективно для успешного и своевременного расследования требуется 10 человек, а работают 1-2, то понятно, откуда берутся в постановлениях утверждения о «большом объеме работы», «сложности дела», а также понятно, почему обеспечивается реализация далеко не всех процессуальных прав стороны защиты.

2.  Конкретные данные о видах и общем количестве всех следственных и процессуальных действий, проведенных с даты возбуждения уголовного дела, при обосновании второго и последующих продлений следователем, а вслед за ним и судом, не приводятся. Глубина и четкость понимания следователем и судом сложности уголовного дела в целом — это очень важный момент для процедуры продления сроков расследования и сроков применения меры пресечения, прежде всего содержания под стражей и домашнего ареста. Исчерпывающего перечня критериев нет, понятие сложности оценочное, кроме того, зачастую сложность описывается следователем «в двух словах». Сведения о планируемых действиях записываются без уточнения их количества и ожидаемой продолжительности.

3. Судьи могут пренебрегать альтернативной мерой пресечения, связанной с лишением свободы, — домашним арестом. Это происходит, когда, например, следователь заявил в ходатайстве о необходимости пресечь нежелательные контакты обвиняемого, характеризуемого как «имеющий связи в государственных / правоохранительных органах». Суд может посчитать, что домашним арестом поставленную задачу решить нельзя, и продлит заключение под стражу. При этом в отношении «связей» обвиняемого (с кем конкретно связан заключенный, какого рода данная связь) в постановления уточняться ничего не будет.

         Аргумент о наличии возможности воспрепятствовать производству по уголовному делу, как ранее пояснял Верховный Суд РФ в Постановлении N 41 от 19.12.2013, может служить основанием для решения о содержании обвиняемого под стражей на начальных этапах предварительного расследования. На практике стадия расследования значения не имеет: заключение продлевается в любом случае.

         Верховный Суд РФ указал, что «впоследствии суд должен проанализировать иные значимые обстоятельства, такие, как результаты расследования или судебного разбирательства, личность подозреваемого, обвиняемого, его поведение до и после задержания, и другие конкретные данные, обосновывающие довод о том, что лицо может совершить действия, направленные на фальсификацию или уничтожение доказательств, или оказать давление на участников уголовного судопроизводства либо иным образом воспрепятствовать расследованию преступления или рассмотрению дела в суде».

На практике нехватка конкретных данных не является для суда препятствием к продлению сроков.

Как исправлять ситуацию?

         Уточнить критерии «сложности» или «особой сложности» уголовного дела (расследования) путем разработки рекомендованного перечня следственных действий и соответствующей им периодизации. Имея такой примерный график выработки, суд при рассмотрении ходатайств следователя о продлении срока расследования и срока меры пресечения мог бы накладывать на этот вариант нормы, предоставленные следователем фактические данные о проделанной работе.

         Полагаю, суд должен располагать полными и точными данными, показывающими соотношение видов и количества мероприятий с одной стороны и затраченного на них с момента возбуждения уголовного дела времени — с другой стороны. В этом плане больше конкретики могла бы давать суду справка, составляемая следователем, содержащая четкий перечень проведенных процессуальных, в том числе следственных действий по делу за определенный период времени. Если к этому добавятся акты прокурорского реагирования на процессуальные нарушения, понимание реальной обоснованности прошения станет у суда еще более адекватным реальности.

         Еще один вариант — ввести в документооборот органа расследования форму обоснования ходатайств о продлении сроков предварительного следствия и сроков содержания под стражей. УПК РФ может содержать бланкетную норму, согласно которой форма обоснования утверждается Правительством РФ.

         Структуру и содержание этой формы следует продумать таким образом, чтобы следователи не могли ограничиваться оценочными понятиями и обобщениями. Вместо слов «большой объем действий» — их полный перечень, вместо фразы «не все свидетели допрошены» — указание количества недопрошенных свидетелей. Если пишут, что следственные действия надо проводить за пределами региона, то непременно должны указать, насколько далеко от места производства расследования, своими силами или путем привлечения территориальных подразделений соответствующего региона, назвать виды и количество следственных действий, ожидаемые затраты времени. В той же форме могут найти свое отражение показатели сложности и длительности экспертиз.

         Считаю справедливым и разумным с точки зрения состязательности внедрение подхода, согласно которому суд при рассмотрении ходатайств о продлении сроков расследования, получает и принимает во внимание данные о соблюдении следователем всех процессуальных сроков, в том числе сроков, проходящих от момента ознакомления стороны защиты с постановлением о назначении экспертизы и до ознакомления с заключением эксперта. Фиксация сроков необходима в первую очередь в УПК РФ: если кодексом установлена обязанность стороны обвинения, но отсутствует срок ее выполнения, это создает почву для злоупотреблений.

         Нарушение различных процессуальных сроков следователем, равно как и несвоевременное проведение иных следственных и процессуальных действий при наличии варианта нормы, объективизированного в тех же совместных межведомственных методических указаниях, могло бы рассматриваться судом в качестве контрдовода, влекущего за собой отказ в удовлетворении ходатайства следователя.

         Таким образом, подход мог бы состоять в идее, согласно которой содержание лица под стражей, иное существенное ограничение его прав и свобод не могут рассматриваться как безусловное право государства держать обвиняемого «всегда под рукой», никак не соотнося его ущемленное положение с проводимой за это время работой. Тяжесть предполагаемого преступления, безусловно, свидетельствует о сложности предстоящей работы, но никогда не сможет данную работу заменить.

         Если признать, что деятельность следователя, следственной группы может быть измерена, как, например, может быть измерен в человеко-часах труд педагога, адвоката, участкового уполномоченного, судьи, то фактор реально проделанной работы при решении вопроса о продлении расследования или содержания под стражей с учетом принципа состязательности должен учитываться одним из первых. Взяли под стражу — спешите всё успеть. Не успеваете — в первую очередь снижайте жесткость избранной меры пресечения.

         Я полагаю, средние критерии сложности и особой сложности уголовного дела на сегодня вполне возможно ввести совместным подзаконным актом. Они должны включать в себя в помесячном разрезе сведения о следственных мероприятиях, рекомендованных к проведению в указанном периоде. Таким образом, можно было бы обеспечить качественный переход от ситуации, когда суд верит следователю на слово, к системе реального судебного контроля, основанного на проверяемых данных и четких критериях.